Красный Вервольф 2
Шрифт:
Высунулся в окно и швырнул ему свой ремень. Рубин ловко его подхватил. Сцепил со своим и снова спустил.
– Крепче держи, – шепнул я ему. – А лучше привяжи.
– Некуда тут его крепить, дядя Саша. Но ты не трухай. Я сильный. Не смотри, что худой.
Я про себя вздохнул. Надеюсь, что я не такой толстый и Рубин справится. Не хочется вервольфу в лепешку превращаться.
Уцепился за полоску ремня и подтянулся на руках вверх. Лазать по канату без помощи ног обучен. Но тут не канат совсем, а жила почти. Благо исхудал я в последнее время из-за всей беготни этой и от моих былых девяносто, осталось лишь восемьдесят килограммов поджарых мышц. Хоть сейчас в рекламе трусов снимайся.
Пальцы впились в ремень, что костяшки побелели. Подтянулся, перехватился. Потом еще. Вдох, выдох, секундный перекур и дальше. Слышно только как Рубин кряхтит. Вцепился в пряжку бультерьером.
Продвинулся еще, еще… Главное, вниз не смотреть. Вот и оконный проем четвертого этажа. Уцепился за карниз, надавил на стекло. Тоже заклеено газетами. Рама открываться не хотела, на шпингалет изнутри заперта. Бляха! Даванул сильнее. Стекло лопнуло сдавленным хлопком. Не высыпалось, газета удержала. Подхватил его и положил на подоконник.
Нырнул внутрь, все, я в домике! Впереди брезжит свет, слышно, как переговариваются часовые за решеткой. Меня не видно. Дежурного освещения в коридоре не включали. Я прошелся в поисках нужного кабинета, в потемках почти наощупь, обследуя дверные таблички. Вот и нужный кабинет. На табличке надпись: «Немецкое общество по изучению германской истории и наследия предков». Ага! Вот и святая святых Зиверса. Табличка свеженькая, явно ее герр Вольфрам с собой привез, здесь такие не печатают, с позолотой. Деревянная дверь заперта. Судя по скважине с щелями под бородки ключа – замок сувальдного типа. Простенький. Не было в СССР сложных замков. Ни к чему это было. С таким справлюсь. Учили нас в свое время работать замками. Давно это правда было. Но спец знатный преподавал. Пять ходок за медвежатничество. На коже места живого не было от наколок.
Я вытащил из кармана заготовленные инструменты. Их по «особому заказу» замострячил мне часовщик. Крючочки специальные: малый и большой. Просунул их в скважину, поковырялся. Главное, сувальды так поддеть, чтобы стойку засова освободить. Возился минут двадцать, сто потов сошло. Щелк! Щелк! Есть! Помнят руки. Или повезло просто?
Юркнул в кабинет. Задернул плотно шторы. Ткань тяжелая, то что надо, не просвечивает. Снял с пояса фонарик и ощупал лучом обстановку. Просторный кабинет, столы на изогнутых ножках под завязку завалены бумаги. Казалось, даже ножки изогнулись именно из-за их тяжести. Мать честная! Сколько же тут всего! Да мне до утра это все не просмотреть!
Так! Включаем логику. Все что на виду, это рутинные документы. Ценное должно быть в сейфе. Только нет, бляха, здесь сейфа. Не до конца еще Зиверс обустроился. Сейф Алоиза кто-то успел подрезать из соседних кабинетов. Так… Если нет сейфа, тогда важные документы должны храниться… В шкафу. Ага. Под шкаф для бумаг использовался буфет со стеклянными дверцами. Вместо фарфора просвечивают папки. Вытащил их на стол, полистал. Так… Список русского персонала. Кто-то отмечен крестиком, кто-то галочкой. Крестик – значит, выбраковка. Могильный считай крестик. Галочка – принят на службу. В одной из строк вписано имя: Лев Борисович Яковец. И крест рядом. Жирный такой, без шансов. В расход собираются доктора пустить. Ну ясен пень, с такой-то фамилией.
Сейчас все исправим. Порылся на столе. Нашел чернильную ручку и печать Аненербе. Зачеркнул крестик, и рядом поставил галочку. Написал по-немецки: «Исправлено», дату вчерашнюю влепил, подпись неразборчивую и печать шлепнул. Готово! Вряд ли списки будут здесь перепроверять. Судя по сопроводительной бумажке, что подколота сверху, они уже на отправку в Черняковицы приготовлены. На всякий случай поплевал на разворот и слепил вместе листочки. Типа склеились нечаянно, чтобы ненароком в исправления мои раньше времени никто не заглянул.
Так. Теперь с Яшкой разобраться надо. На него, как на умом двинутого, медкарта должна быть.
Глава 5
Я поскреб в затылке, глядя на какую-то чертову прорву папок пациентов. Они были толстые и тонкие, были явно совсем старые, надписи на которых уже почти выцвели. И новенькие, с аккуратными отпечатанными на машинке наклейками. Но самое дурацкое было другое. Я понял, что не помню, как Яшку зовут! Он ведь не Яшка вовсе по документам, а вовсе даже какой-то Коля. Отличная задача – найти папку какого-то Коли среди тысячи других папок.
Допустим, можно не смотреть все хоть сколько-то потертые дела, его недавно туда отправили. И все равно их остается слишком много…
Так, давай дядя Саша, напряги профессиональную память… Он же называл фамилию, ведь называл!
Колька… Колька…
Опа! Что еще за шум?
Сначала я услышал голоса, но подумал, что это на улице. Но когда раздался лязг решетки… Вот же гадство! Кому-то не терпится поработать ночью?
Я быстро окинул глазами комнату в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Скорее всего, не сюда идут, дверей на четвертом этаже много, но лучше перестраховаться.
Сервант со стеклянными дверцами не годится, вешалка для одежды… Столы, четыре штуки антикварных, разной степени потертости. О, вот этот подойдет! Могучий одр из черного дерева с двумя тумбами, девственно чист, только настольный прибор поставили. Для Зиверса? Хотя вряд ли, наверняка у него отдельный кабинет есть.
Голоса приближались.
Бл*ха, да какое мне дело, чей это стол? Я ужом юркнул между двух тумб и затих. Стол в углу, вроде не должно быть меня видно. Разве что кто-то попытается за этот стол сесть.
Светская болтовня на немецком затихла. В замочной скважине заскрежетал ключ. Вот я везунчик, а! Все-таки сюда пришли. Принесло ж их, мать твою. Ночь же на дворе, какого хрена вам не спится?!
– Странно, дверь вроде как открытой была… – заговорил один. Голос вроде даже смутно знакомый, но это не точно. Включился верхний электрический свет. – Надо узнать, кто уходил последним…
– На вид вроде ничего не пропало, – заговорил второй. Голос чуть скрипучий, как у самца Бабы Яги. – Да и что здесь взять можно сейчас? Все столы делами психушки завалены, а они даром никому не сдались.