Красный Вервольф
Шрифт:
– Еврейских корней у меня Роза была, – дед снова заглотил всю порцию бормотухи, но в этот раз зажевал картофелиной. – Стало быть и сына выродком посчитали. Вот ты говоришь в партизаны податься. Так меня там сразу к стенке поставят. Все знают, что лесник Кузьма на германцев работает. Эх… Жизнь моя бедовая, дряннее горькой редьки. Как жить-то теперь? Скажи, служивый?..
Михалыч снова махнул рукавом по глазам и пробормотал уже чуть заплетающимся языком:
– Вот тебе только это и смог поведать за два месяца. Душу облегчить. И сивуха меня пробрала, наконец. А то не было мочи на сухую
– А хочешь отомстить? – я перестал жевать и испытывающе уставился на деда. – Убийцам твоей семьи.
– Да ежели бы мог. Да я… – дед сжал морщинистые кулаки и затряс длиннющей бородой. – Что один могу? Только сидеть и за шкуру свою страшиться…
– Есть у меня кое-какой план… – кивнул я. – Саней меня зовут.
Мы разговаривали долго и обстоятельно. Опустошили почти всю бутыль. Ночевать я остался у Михалыча, а утром отправился в Псков. Он подробно рассказал мне об устройстве города. Свою старую одежду и пистолет я велел Михалычу надежно припрятать. Камуфляжный наряд и оружие, уверен, еще мне пригодятся.
По дороге к городу наткнулся на поселение. Или уже пригород, или окрестная деревенька, сразу и не понял. Возле криво сколоченной деревянной тумбы кучковались местные жители. Меня они не видели, развесистый куст надежно укрывал от любопытных глаз. Впрочем, кажется, им настолько не было ни до кого дела, что я спокойно мог выйти прямо на раздолбанную дорогу и сплясать цыганочку с выходом. Разговаривала компашка шумно, перебивая друг друга и размахивая руками. А вот предмет их обсуждений мне с моего наблюдательного пункта было не видно – яблоко раздора было плоским, бумажным и пришпиленным к той самой тумбе.
«Объявление какое-то обсуждают», – догадался я. До меня из разговора обитателей деревни доносились только отдельные слова, но суть была понятна – возмущены они сверх меры и вовсе не горят желанием тащить в школу мясо-млеко-яйки на прокорм захватчикам. А на школе, одноэтажном белом здании на другой стороне небольшой площади, уже красовались красные полотнища со свастиками, а у крыльца поблескивал черными лаковыми боками Опель-капитан.
Дверь школы распахнулась, на крыльцо вышли три человека. Одеты они были как местные, да и рожи вовсе не истинно-арийские, у того, что справа, на скуле набух яркий кровоподтек, мужичок в центре, несмотря на полосатый пиджачок и модный картузик, явно любит прибухнуть при случае и без такового. На носу написано сизым цветом. Единственным существенным отличием от тусовки возле тумбы были белые повязки на рукаве. И они были вооружены.
От компании «возмущенцев» отделился особенно смелый и воинственно настроенный дедок. Приблизился к троице на крыльце и принялся что-то горячо им втолковывать, размахивая для подкрепления своих слов руками.
Зря я остановился посмотреть, что за шум. Я отлично знал, что сейчас произойдет. Никаким Нострадамусом быть не надо.
Троица слушала деда недолго. «Сизый нос» первым соскочил с крыльца и со всей дури всадил приклад своей винтовки деду под дых. Тот согнулся, сразу же получил еще несколько ударов. Еще секунда – и троица явно новонанятых полицаев пинает беспомощного деда начищенными сапогами.
Вот же мразота…
Рука сама собой потянулась к поясу и замерла на полдороге. Вспомнил, что оставил ТТ у Кузьмы. Бл*ха, как бы он сейчас пригодился-то!
«Горячку не пори, дядь Саш», – сказал я сам себе. Да, сейчас они деда пристрелят. Или повесят, чтобы патроны не тратить, вон там как раз рядом со срубом колодца подходящее дерево растет, можно штук трех буянов рядком вывесить… И это стопудово будет сделано, не позволят фрицы и примкнувшие к ним полицаи такому воспитательному ресурсу зря простаивать.
Так что давай, дядь Саша, шевели батонами и по сторонам особенно не оглядывайся. Всех не спасешь.
Я выбрался из своего укрытия между кустом и единственной уцелевшей стеной разрушенного дома и нырнул под прикрытие леса обратно. Идею шагать по дороге гордой походкой и сдаться первому же патрулю я отбросил, как категорически негодную. Если так сделаю, то рискую даже в сам город не попасть. Сочтут здоровым и сильным, определят в какой-нибудь из окрестных лагерей. И буду я махать кайлом и лопатой, возводить линию «Пантера» на радость фашистским захватчикам.
Нет. На хрен.
Выходить из тени надо уже в городе, поближе к центру событий.
Правда, дорога займет чуть больше времени, но ничего. Не маленький, потерплю уж.
В Пскове я бывал, конечно. В будущем Пскове. Вполне благополучном симпатичном городе, полным туристических достопримечательностей, белокаменных церквей и прочих благ цивилизации. Сейчас же здесь еще не было многоэтажных спальных районов и асфальтированных улиц. Пригород, через который я пробирался, мало чем отличался от деревни. Я видел раньше черно-белые фото оккупированного Пскова, но одно дело смотреть на карточки не очень хорошего качества, а совсем другое – пробираться через реальные разбомбленные окраины. То тут, то там попадались покореженные сожженные машины и танки. Снесенные до фундамента дома чередовались с уцелевшими.
Но было заметно, что с момента взятия города прошло уже некоторое время. Трупы на улицах не валялись, завалы кое-где явно начали разбирать, выбитые стекла уже заменили чем пришлось – фанерками, одеялами или досками.
Но разруха, конечно, была совершенно дикая. На улицах разверстыми ранами зияли воронки от сброшенных бомб, за заборами рядом с домами скорбными холмиками натыканы свежие могилы.
Отдельный сюрреализм в картину этого апокалипсиса вносили прикрученные на столбах матюгальники. Я прислушался к мелодичной классической музыке. Что-то знакомое… Не то, чтобы я ценитель и знаток, но это точно что-то знаменитое…
Ну да, конечно же. Вагнер, увертюра к «Тангейзеру»!
Надо же, символично как… Герой этой оперы отправился в изгнание вместо смерти. Как я практически.
Крался я чертовски аккуратно, чтобы не попадаться на глаза как обитателям домов, так и патрулям. Пока я не получу документы и не легализуюсь, вступать в контакт с кем бы то ни было мне противопоказано. Даже в этой задрипанной одежонке, я все еще здоровый молодой мужик, а значит ко мне обязательно прицепятся, и далеко не факт, что отконвоируют туда, куда мне надо.