Красный ветер
Шрифт:
— Ты не питаешь к Бионди не только особой любви, ты вообще не питаешь к нему никаких других чувств, кроме неприязни. Так же, как и я. И оба мы знаем почему.
Да, оба они знали, почему у них издавна сложились такие, мягко говоря, натянутые отношения к Бионди. И сейчас, наблюдая за ним, Эстрелья с отчетливой ясностью вспомнила тот день, когда после тяжелого боя на аэродром прилетели Хуан Морадо, Денисио и Павлито. Павлито в том бою расстрелял все патроны, его «ишачок» был весь продырявлен, и два фашистских истребителя, словно под конвоем, вели его на свой аэродром. Павлито летел, не сопротивляясь, делая вид, будто понял всю
Но к нему на помощь пришли Хуан Морадо и Денисио. Они срубили обоих фашистов и привели Павлито домой. Как Павлито мог доказать, что он не собирался сдаваться фашистам, а решил погибнуть, устроив на их аэродроме «фейерверк»? Его словам могли поверить, но могли и не поверить. Могли обвинить его в трусости и предательстве…
Поверили Павлито все. Кроме Бионди. Бионди тогда сказал: «Значит, этот господин все же струсил? И решил сдаться фашистам в плен? И подарить им боевую машину, присланную его соотечественниками для оказания помощи республиканской Испании?»
А когда Денисио сказал: «Я верю Павлито. Он сделал бы то, что задумал», Бионди едко усмехнулся: «Я также не верю и господину Денисио. Чувства дружбы и землячества — плохие судьи…»
О, сколько в его словах было желчи и насмешки, сколько ненависти в глазах, когда он смотрел на русских летчиков Павлито и Денисио! Эстрелья запомнила это навсегда. А в ту минуту она не сомневалась, что Бионди фальшивит. Лжет он, будто не верит Павлито и Денисио. Лжет, потому что не может не знать, как воюют русские в Испании. Зачем же ему понадобилось ломать комедию? Бросить тень на Денисио и Павлито? Посеять к ним недоверие? Сегодня — к ним, а завтра, может быть, — к мексиканцу Хуану Морадо, американцу Артуру Кервуду и другим интернационалистам?
— Сволочь он! — гневно говорила потом Эстрелья Денисио. — Я попросила комиссара Педро Мачо: пусть он напишет куда следует, пусть там проверят, кто он такой, этот Бионди, откуда его к нам прислали. Не верю я ему…
Денисио улыбался:
— Нельзя не верить человеку только потому, что он не верит другим…
— Я сердцем чувствую в нем фальшь, — не сдавалась Эстрелья. — В глазах его вижу что-то недоброе.
На минуту-другую Эстрелья потеряла Бионди из виду, потом он снова показался и опять скрылся за капотом машины. Эстрелья окаменело стояла, прислонившись спиной к камню-валуну, не зная, что предпринять. Несмотря на свое недоброжелательное и даже враждебное отношение к Бионди, она все же сомневалась в том, что этот человек может оказаться предателем, человеком из той банды, которую называют «пятой колонной». Более двух лет он был всегда рядом — возможно ли в течение такого времени скрывать свое подлинное лицо? И если он действительно предатель, почему до сих пор не сделал ничего такого, что мог сделать уже давным-давно?
У нее мелькнула мысль поднять тревогу. Вот сейчас она выстрелит из пистолета, на выстрел прибегут люди, и Бионди придется дать объяснение, почему он здесь оказался и что делает у чужого самолета. Однако эту мысль Эстрелья тут же отбросила: Бионди заявит, что пришел проверить, все ли в порядке, не спят ли дежурные постовые и так далее. И такое объяснение будет выглядеть вполне естественно… Нет, лучше всего понаблюдать за Бионди еще некоторое время, поднять тревогу никогда не поздно…
А время шло, Эстрелья еще два или три раза услышала звук, теперь похожий на то, как будто Бионди осторожно, стараясь не произвести шума, ключом отвинчивал какую-то гайку. Что-то там легонько скрипнет, едва слышно звякнет — и сразу все стихнет, и даже сама тишина, кажется, затаится и надолго замрет.
…Зачем Эстрелья это сделала, объяснить было невозможно. То ли острое желание увидеть своими глазами, чем занят Бионди, то ли непреодолимая потребность положить конец мучавшим ее догадкам и сомнениям, так или иначе, но она вдруг медленно, мягко, по-кошачьи ступая, шаг за шагом стала приближаться к самолету Хуана Морадо. А когда подошла совсем близко, Бионди, почувствовав, что кто-то стоит за его спиной, быстро обернулся, и Эстрелье показалось, будто он приготовился к прыжку. Но Бионди, взглянув на нее, тихо спросил:
— Эстрелья?
Она молчала, уставившись на его правую руку, в которой Бионди держал гаечный ключ. Потом перевела взгляд на его лицо и немало удивилась: Бионди иронически улыбался. Никакого страха, даже намека на растерянность или удивление, а лишь вот эта ироническая улыбка и спокойный, неприкрыто насмешливый голос:
— Сеньора Эстрелья пришла ко мне на свидание?
— Что вы здесь делаете, Бионди? — точно стряхнув с себя оцепенение, спросила Эстрелья. — Это ведь машина Хуана Морадо, а не ваша.
Он продолжал тем же тоном:
— Во мне очень развито чувство интуиции, Эстрелья. Я знал, что рано или поздно ты придешь ко мне вот в такой предрассветный час. И, как видишь, я не ошибся…
— Оставьте свой шутовской тон, Бионди, — резко бросила Эстрелья. — И извольте пройти со мной в штаб, где вам придется кое-что объяснить.
— Ты в своем уме, Эстрелья? Похоже, ты в чем-то меня подозреваешь? Меня, Бионди?
— Я прошу пройти со мной в штаб, — повторила Эстрелья. — Вы меня слышите, господин Бионди?
— Господин Бионди? Нет, вы только послушайте нашу несравненную Эстрелью! С каких пор летчиков республиканской армии стали называть господами?.. Послушай, Эстрелья, ты выбрала не совсем удачный объект для подозрения. Я ведь весьма обидчивый человек и не всегда могу простить даже такую красивую девушку, как ты. Но если я услышу слова извинения… Короче говоря, давай-ка мы бросим эту игру и займемся другим. Например, вместе пройдем по аэродрому и проверим посты. Не все ведь у нас такие сознательные солдаты, как ты, и не все, к сожалению, отличаются подобной бдительностью…
Своим внешне спокойным голосом, в котором насмешливость перемежалась с серьезностью, Бионди сбивал ее с толку. Он стоял, облокотившись о крыло самолета, смотрел на Эстрелью так, словно и вправду ее подозрительность по отношению к нему немало его огорчала; в его несколько развязной позе по-прежнему не чувствовалось ни растерянности человека, которого внезапно застали за неблаговидным делом, ни страха. И все это заставляло Эстрелью думать, что ее «сверхбдительность» оказалась неуместной и уже сегодня весь полк поднимет ее на смех.