Красный ветер

Лебеденко Петр Васильевич

Что-то вдруг обрывается, что-то вдруг ломается в душе капитана Прадоса, и он хрипло говорит летчику-наблюдателю:

— Заходим на цель!

Тот восторженно отвечает:

— Муй бьен, камарада хефе!

Слово «камарада», обращенное непосредственно к нему, Эмилио слышит впервые. Оказывается, оно обладает способностью заставить человека по-другому взглянуть на мир, на людей. Люди как бы придвигаются к тебе вплотную, ты ощущаешь прикосновение их сильных дружеских рук, чувствуешь дыхание земли и горячего металла.

Эмилио улыбается, не разжимая губ, улыбается одними глазами — это освобождает его от непосильного напряжения, груза, нести который становится невмоготу.

…Бомба падает на казарму. Дым, красная пыль. Паника: мечутся человеческие фигурки, надежды на то, что стены казармы защитят их от смерти, рушатся вместе с балками перекрытия, отчаяние и страх перед возмездием разгораются вместе со вспыхнувшим пожаром.

— А пор альос! На них!

Эмилио не слышит этих слов, но знает, что именно они летят сейчас над рядами штурмующих казармы. Он снова делает круг и видит, как лавина покатилась вперед. «Теперь ее не остановить, — думает капитан Прадос. — Теперь люди сделают свое дело».

Он снижается над этой лавиной и покачивает крыльями машины. Тяжесть с его души еще не спала, ему еще кажется, будто на него со скорбью и презрением смотрят необыкновенно большие черные глаза Фернандеса, задумчивые — лейтенанта Алонсо, злые и непримиримые — брата Морено. А старый вояка генерал Фернан говорит: «Что же ты, сынок?.. Сила и гордость Испании…»

Но сознание, что первый шаг уже сделан, что он, Эмилио Прадос, остался верен своим убеждениям, остался верен Испании и народу, — это сознание наполняет его душу не испытанным им доселе чувством своей нужности стране: не просто самому себе, или своему другу, или даже десяткам людей, а стране в целом, которая неотделима от всех его привязанностей, от всего, что он любит. Летчик-наблюдатель кричит:

— Смотрите, камарада хефе! Смотрите вон туда, правее!

Эмилио кивает головой: вижу.

В большом окне, выходящем на площадь, по которой движутся штурмующие, появился белый флаг. Фалангисты сдаются. Фалангисты капитулируют. Фалангисты прекращают сопротивление.

Капитан Прадос тянет штурвал на себя, «бреге» набирает высоту и теперь уже делает круг над Мадридом. Мансанарес блестит на солнце, солнце, отражаясь в реке, рассыпается на мириады частичек и образует широкую радугу — от подножий Сьерра-де Твадаррамы и, наверное, до самой Севильи, где течет и бурлит Гвадалквивир.

Глава седьмая

1

С тех пор как Эмилио последний раз видел свой Гвадалквивир, прошло всего полгода, не больше, но сейчас, вглядываясь в ленту реки, он вдруг испытал такое волнение, будто после долгой, очень долгой разлуки встретился со своим отрочеством, о котором словно бы и не вспоминал, но которое шло с ним рядом — часть его души, омраченной разладом с близкими людьми и озаренной приязнью и зарождающейся любовью к простому народу.

— По Гвадалквивиру выйдем на Севилью, — повторил капитан Прадос штурману. — Бить только по железнодорожному узлу.

Он оглянулся. «Потез» француза Денена слегка поотстал, «драгон» шел с «бреге» Эмилио вплотную. Вторая тройка — два «потеза» и один «бреге» — летела на заданных интервале и дистанции: на этих машинах были испанцы из эскадрильи Прадоса, уже успевшие понюхать пороху. Вместе с ними Эмилио не раз вылетал на боевые задания и знал, что эти ребята не подведут. Франсуа Денен тоже не вызывал в Эмилио тревоги: пожилой летчик, полтора десятка лет прослуживший в ВВС Франции и всего лишь год назад переведенный в запас. Денен уже через неделю после мятежа пробрался в Испанию и сел на самолет. Он бомбил фашистов на подступах к Мадриду, трижды вылетал на Севилью, потопил недалеко от Кадиса франкистскую канонерку. «Старик» — так Денена называли в эскадрилье, потому что, хотя французу едва-едва перевалило за сорок, голова у него была совсем седая.

Русских летчиков с испанскими именами Денисио и Павлито капитан Прадос увидел лишь сегодня на аэродроме. Вначале он усомнился: брать их на боевое задание или нет — старенький «драгон», на котором они собрались лететь, годился скорее для перевозки апельсинов из Валенсии в Мадрид, чем для бомбардировки железнодорожного узла, который наверняка защищен не одним десятком зенитных пушек. Он примерно так и сказал Денисио, по тот, вспыхнув, точно арагонский мальчишка, ответил на безукоризненном испанском языке:

— Скажите, капитан, вы слышали такое имя — генерал Дуглас? Очень хорошо, что слышали… Приказ на вылет вашей группе мной получен от генерала Дугласа, как мне сказал капитан Маноло. И еще капитан Маноло передал вот такие слова генерала Дугласа: «Если летчики Денисио и Павлито под каким-либо предлогом станут уклоняться от вылета на боевое задание, отправьте их немедленно ко мне. Скажите им, что в таком случае их ждет откомандирование из Испании со всеми вытекающими отсюда последствиями…»

Капитан Прадос был уверен, что русский летчик врет напропалую. Тем не менее он улыбнулся и сказал:

— Я очень уважаю генерала Дугласа. Его уважают все испанские летчики. И хотя я не обязан выполнять распоряжения генерала Дугласа, ради уважения к нему…

Денисио не дал ему договорить;

— Спасибо вам, капитан. Большое спасибо…

Нет, капитан Прадос не сомневался и в русских летчиках. Они воюют в небе Испании всего каких-нибудь полтора-два месяца, а об их храбрости, искусстве, мужестве уже ходят легенды. Но на чем летят вот эти? Какой-то саркофаг, а не боевая машина! Даже удивительно, как они смогли перетянуть через Сьерра-Неваду и не зацепит винтами за какую-нибудь скалу.

Неожиданно взглянув на руль поворота «драгона», Эмилио увидел, что он весь изрешечен пробоинами. Обшивка руля трепыхалась, словно парусина дырявого паруса. Русским летчикам надо немедленно освобождаться от бомб, поворачивать и уходить назад. Почему они этого не делают? Может быть, не знают, какая им грозит опасность? Ведь любой маневр, любое резкое движение рулем поворота — и машина камнем пойдет к земле… Капитан Прадос дал сигнал подойти «драгону» еще ближе. Теперь он хорошо различал лицо русского летчика, который смотрел на него, ожидая, видимо, что еще прикажет командир группы. А когда увидел, как тот рукой показывает на руль поворота его машины, закивал головой и улыбнулся: «Знаю, мол, не беспокойтесь».