Красный властелин
Шрифт:
Михась только хотел ответить четвёрке-второму, как его там… вроде бы Никита, что нужно пролететь чуть дальше и сесть поближе к лесу, как стрелка указателя засветилась и решительно повернулась остриём вниз. Она с ума сошла, откуда здесь цели? Да и бомбить всё равно нечем.
– Пятёрка-первый, а у меня тут… – голос в переговорнике удивлённо-испуганный. – Пиктийцы?
– Вроде нет, – Михась лихорадочно вспоминал занятия, на которых изучали поведение и цвета артефакта в зависимости от ситуации. – У меня зелёным горит. Садимся?
– Давай.
– Только
– Добро. Миха, покружим ещё.
Ну и где тут садиться? Кругом камни, всё изрезано бегущими с гор ручьями… А там что за кустики? Ага, вот это хорошо, как раз за ними ровная площадка, а кусты потом погасят скорость. Только зайти с другой стороны, и можно приземляться. Планер жалко – побьется, и крылья оторвёт к кагульей матери. Ладно, всё равно его на себе не утащишь, и придётся бросать. Ну что, привет земля?
Аппарат чиркнул брюхом по камням – площадка оказалась не такой идеальной, как выглядела сверху, подпрыгнул, снова плюхнулся со страшным треском, выбросив сноп искр и, прочертив глубокую борозду, воткнулся в заросли. Михася бросило вперёд и, если бы не привязные ремни, точно бы выкинуло из кабины. Нет, не зря младший воевода Логгин Ватутинка вдалбливал меры по безопасности в бестолковые головы – очень даже пригодились. Если с благословения Триады доведётся остаться в живых, обязательно нужно будет отблагодарить преподавателя бутылкой самой крепкой ракии. Да что бутылкой, и бочонка мало!
А внизу хорошо! Травой пахнет, цветами… и дымок от близкого костра перемешивается с восхитительным ароматом жаренного на углях мяса. И, судя по запаху, его чуть сбрызнули сухим фиарнольским вином. Красота! Вот только какая-то холодная железяка упирается прямо в левое ухо…
– Ну, здравствуй, птичка перелётная!
Михась резко повернулся на голос и замер с удивлённо открытым ртом – в лицо смотрел раструб огнеплюйки.
– Извините, я…
– О, да он по-нашему говорит! Кто таков?
Лётчик моргнул и обнаружил, что огнеплюйка находится в руках огромного человека в потрёпанной форме роденийской пограничной стражи. Свои?
– Рядовой Кочик! – отрапортовал Михась и попытался вылезти из планера.
– Сидеть!
– Но…
– Откуда, куда, зачем?
– Возвращаюсь с задания.
– С какого, позволь полюбопытствовать? – пограничник нахмурился, хотя перечёркнутое шрамом лицо и без того выглядело угрожающе. – Говорить будем?
– С секретного.
– Даже так? Ничего, у нас даже пиктийские дракониры соловьями поют.
Помощь пришла неожиданно – смутно знакомый голос послышался откуда-то сбоку:
– Оставь его, Борис, это точно свой. А ну вылезай, боец.
– Мягкий ты, Еремей, – укорил пограничник, но огнеплюйку опустил.
– Ага, и очень добрый, – заросший бородой человек подошёл поближе и оглядел Михася. – Кочик, значит?
– Да.
– Прогульщик, дебошир, пьяница и бабник?
– Не-е-е… Профессор, вы?
– Нет, пиктийская императрица! Чего расселся?
– А-а-а…
– И без вопросов! Тебя кто просил прямо на костёр садиться?
Лётчики грустили. Все трое грустили, так как закопченных котелков имелось в наличии ровно три штуки. А чем отмывать, песочком? Так нет в горах песочки, одни камни и немного принесённой ветром пыли, которую редкие травинки да кустики считают землёй. И вцепляются в неё намертво.
– Михась, а это точно профессор? – Никита поставил грязную посуду в воду и тяжело вздохнул. – Не похож. Вот и Фима сомневается.
– Так и есть, – Кочик со злостью тёр котелок пучком травы. – Он у нас в университете лекции по древнебиармийскому шаманизму читал.
– Тоже хочу учёную степень, – мечтательно произнёс молчавший до сих пор Ефим Подобед, третий номер из четвёртого звена. – Выучусь и стану точно таким же живорезом.
Все дружно посмотрели на отмываемую посуду – можно верить, можно не верить, но драконья печёнка в супе является наглядным подтверждением способностей профессора. Жалко только, что не пришлось попробовать её жаренную на углях – Миха умудрился приземлиться точно в костёр, что при недостатке дров стало весьма тяжким проступком. Если похлёбку с помощью магии сварить не проблема, то для жарки сия метода никак не подходит. Портится ценный продукт, приобретая вкус и твёрдость подошвы старого и донельзя заношенного сапога.
Никита оглянулся и зашептал:
– В университете все колдовать умеют?
– Сдурел? – возмутился Михась. – Это у пиктов только, а мы пользуемся энергией Владыки! Говори, да не заговаривайся!
– Но как же…
Кочик развёл руками. Он сам недоумевал, каким образом профессор Баргузин смог установить вокруг партизанского лагеря завесу невидимости, заставить гореть камни, сшибать драконов из обыкновенной станковой огнеплюйки… И сотворить ещё много чего интересного.
– Я так думаю, ребята, что нам всё объяснят.
– Когда?
– Со временем. Мы разве куда-то торопимся?
Глава 7
У роденийской столицы нет названия, и местные жители говорили о ней попросту – Цитадель, подразумевая, в зависимости от интонации, или сам город, или возвышающуюся над ним крепость. Иностранцы же, незнакомые с тонкостями произношения, часто попадали впросак, и бывали случаи, когда чужеземные купцы колотили в ворота, на полном серьёзе уверяя, что в резиденции Владыки жить не могут без пары-другой телег с солёной рыбой или целого обоза со шкурками большеухих тушканчиков. У охраны даже существовало соревнование – кто таких гостей пошлёт дальше и изощрённее.
Да, это вам не пиктийский захолустный Ситэ, где не знающие солнечного цвета улицы давно превратились в топкие болота, здесь всё иначе. В первую очередь удивление вызывают приподнятые пешеходные дорожки, выложенные тёсаным камнем, а в гладком покрытии проезжей части виднеются забранные частыми решётками прямоугольные отверстия ливнёвок. Полезное, между прочим, изобретение, особенно при частых в этих местах грозах. Удобно, только иногда ругаются столичные модницы, сломавшие тонкие каблуки, но общая полезность окупает мелкие частные неприятности.