Красотка для подиума
Шрифт:
– Да подожди ты со своей картиной, – не выдержала я. Хотя, наверное, с моей стороны это был не совсем корректный выпад, все же Берсенев платил мне, и немало, чтобы я стояла перед ним в прозрачной тунике в позе парковой статуи. – И насколько близко вы общаетесь? Что происходит?! Неужели ты не видишь, что я запуталась?
Наверное, мой требовательный вопрос прозвучал нагло – Берсенев же не был мне ни мужем, ни даже любовником. Нас объединяла всего лишь взаимная приязнь, которая с моей стороны уже давно переросла в острое желание близости.
Я подозревала, что
– Запуталась? – изумленно повторил он, словно пробуя этот глагол на вкус. – Настия, но я ничего не имел в виду…
– Ты меня неправильно понял, – поторопилась объясниться я, – мне просто интересно знать. Но если не хочешь, можешь не говорить, само собой.
– Зачем говорить с прекрасными женщинами о других прекрасных женщинах? – философски рассудил он. – Есть немало других интересных тем. А руки ты все-таки подними.
– Да пожалуйста! – Я послушно вытянула их вверх. Но в позе моей больше не было желанной расслабленности. Я была напряжена, как пантера перед прыжком. – Но когда? Когда вы спелись?
Я понимала, что веду себя просто неприлично, что так с мужчинами вести себя нельзя. Но ничего поделать с этим не могла. Мое несчастное сердце словно пополам распиливали визжащей бензопилой. А он колдовал над своими кисточками и даже не обратил внимания, что натурщица бьется в предсмертной агонии.
Ответил он не сразу. По мне – лучше бы вообще не отвечал.
– Я пишу ее портрет, – сказал он.
– Что?!
– А что здесь такого? Я художник, иногда мне заказывают портреты. Я редко пишу за деньги, но если меня просят…
– Хочешь сказать… – Мне вдруг стало смешно, но это был нервный смех. – Хочешь сказать, что Ева платит тебе за то, что ты ее рисуешь?
– Ну да, – неохотно подтвердил он, – она позвонила и попросила написать ее портрет. Я согласился. А теперь, Настия, мы не могли бы вернуться к работе?
Я послушно замерла в знакомой позе, но губы мои все еще подергивались в нервной усмешке. Некоторое время Берсенев делал вид, что он ничего не замечает. Но потом с раздражением отшвырнул кисточку.
– Настия, что происходит? Ты сегодня сама не своя. Я не могу так работать.
– Можешь не платить мне за сегодняшний день, – великодушно разрешила я. Словно сумма в пять тысяч евро была для меня ничтожной.
Он подошел ко мне, и я наконец опустила руки вниз и подалась вперед. У него было такое странное выражение лица – одновременно потерянное и решительное, что я сразу поняла: он собирается меня поцеловать. Но вместо этого он просто погладил меня по волосам. Я закрыла глаза.
– Настия, у тебя проблемы?
– Она тебе нравится? – тихо спросила я.
«Скажи, что нет! Скажи, что нет, придурок!» – надрывался мой внутренний голос.
– Кто? – будто бы удивился Майкл.
– Кто, кто. Ева, конечно. Мы ведь о ней говорили.
– Я уже забыл. Настия, почему ты так болезненно к этому относишься?
– Потому что… – буркнула я. – Тебе сложно ответить, что ли?
– Конечно, она мне нравится!
Мое сердце
– Но есть женщины, которые мне нравятся еще больше. Например, ты. – С этими словами он отошел обратно за мольберт. – Может быть, продолжим?
И все-таки, что ни говорите, не понимаю я мужчин…
Жизнь моя складывалась так, что в свои восемнадцать лет я перестала доверять женщинам. В особенности тем, кто пытался сблизиться со мной, предлагая дружбу. И были у меня на то веские причины.
Тем не менее, когда Лизка позвонила мне и пригласила на ланч, я засомневалась. С одной стороны, мне хотелось принять приглашение. Как-никак она была моей старинной знакомой, можно сказать, у нас было общее детство. Правда, лично для меня детство кончилось, когда я обнаружила в пудренице подсыпанное Лизкой стекло. Но это так, лирическое отступление. С другой стороны, было у меня подозрение, что это все козни неутомимой Евы. Мало ей того, что газетчики накинулись на меня, как стая пустынных стервятников на умирающее животное.
– У меня к тебе разговор, – деловым тоном сказала Лизка, – интересное предложение.
– Вот как? – холодно усмехнулась я. – И что интересного ты мне можешь предложить на этот раз? Цианистый калий в губную помаду? Клей «Момент» в гель для волос?
– Можешь считать меня наглой, но я не собираюсь перед тобой оправдываться, – усмехнулась она, – а предложение мое действительно интересное. Но это не телефонный разговор.
И я решила рискнуть. Мы договорились встретиться в тихом уличном кафе на окраине Парижа, где нас точно никто не мог «засечь». Я оделась, как шпионка из американского фильма: черный джинсовый комбинезон, скрывающий фигуру, темно-синяя бейсболка и темные очки в пол-лица.
Лизка же отличилась – пришла на нашу секретную встречу в полупрозрачном сарафанчике цвета фуксии и завила светлые волосы в плавные кукольные кудряшки. В итоге наша колоритная парочка привлекала к себе внимание прохожих. Наверное, все думали, что мы – лесбийская пара со странностями.
Лизка заказала круассаны с корицей и кофе со сливками, я же, наученная горьким опытом, ограничилась стаканом воды.
– Что ты хотела обсудить? – не снимая очков и бейсболки, спросила я.
– А ты изменилась, – усмехнулась Лизка, – такая деловая стала, стервозная. Я тебя помню совсем другой.
– Я тебя тоже, – спокойно ответила я, – тогда ты показывала клыки, а не виляла хвостом.
– Знаешь, если ты будешь разговаривать со мной в таком тоне, ничего не получится. – Лизка с аппетитом откусила от свежего пышного круассана.
– А что у нас должно получиться?
– Ты ведь хочешь подписать контракт с «Амалией Роша»? – прищурилась она.
– А ты-то тут при чем?
– При том, – задорно воскликнула Лизка.
В тот момент она была похожа на себя прежнюю. И я невольно вспомнила, как четыре года назад Лизавета уверенно учила меня жизни. И чем это закончилось.