Красотка для подиума
Шрифт:
– Дохлый номер, – зевнула она, – знаешь, я ведь уже кое с кем поговорила. Никто не спешит порадовать тебя телефончиком своего доктора. Боятся огласки, такая реклама у нас престижной не считается.
– Знаешь, а во Франции к этому относятся по-другому. Они считают, что сходить к хирургу – это все равно что сходить к стоматологу. Ничего стыдного в этом нет. Ты бы мне дала телефон своего стоматолога?
– Ну!
– Вот видишь, – вздохнула я, – видимо, в ближайшие несколько недель мне только и придется что обедать с подружками. И пытаться что-нибудь у них разузнать.
– Смотри
Юлия Воронина. Тридцать два года, красива, дважды разведена, одинока. В прошлом – манекенщица, сейчас – хозяйка небольшого модельного агентства, специализирующегося на оказании эскорт-услуг. Не процветает, но и не бедствует. Два раза в год отдыхает на море, Рождество привыкла встречать в одной из европейских столиц, в начале каждого сезона обновляет гардероб в Италии.
Та еще штучка. Волосы длинные, светлые, явно наращенные. Губы подозрительно пухлые, лицо слишком свежее для особы с ее репутацией.
Она-то мне и нужна.
Я познакомилась с Ворониной года два назад. Она сама подошла ко мне в каком-то клубе и предложила перейти к ней в агентство. Я вежливо отказалась, она нисколько не обиделась. С тех пор мы иногда перезванивались и пару раз вместе ужинали – от скуки.
Когда я пригласила ее вместе сходить в салон красоты, Воронина как будто даже обрадовалась. Я и не ожидала, что ее реакция будет такой бурной.
– Настена, сколько лет, сколько зим! – воскликнула она. Ее голос был тонким и нежным. – Ты как раз кстати. Я в депрессии.
– Может, расслабимся? – мягко предложила я. – Мне одной наводить красоту скучно. Заодно и посплетничаем.
– Идет, – весело согласилась Юлия, – я как раз рассталась с одним хреном. Потом расскажу. Надо бы почистить перышки перед новыми отношениями.
И вот спустя два дня после этого телефонного разговора мы лежали на соседних кушетках в массажном кабинете дорогого салона красоты. Моя процедура называлась «ароматический точечный массаж» и заключалась в том, что молчаливый юноша явно нетрадиционной сексуальной ориентации обмакивал руки в склянки с вязкими пахучими маслами, а потом тыкал липкими пальцами в мое тело, иногда выбирая самые неожиданные места. Например подмышки – я чуть под потолок не взлетела, когда он довольно резко ткнул в них указательными пальцами, мягко прокомментировав: «Я использую масло сандалового дерева». И это еще называется «расслабляющая процедура».
Юле же пришлось страдать побольше моего – с ее тридцатилетними бедрами сотрудники салона красоты не деликатничали. Сначала нижнюю часть ее тела обмазали какой-то вязкой массой, пахнущей так, что мне пришлось дышать широко раскрытым ртом, чтобы подавить рвотные позывы. Время от времени Воронина восклицала: «Ой, щиплет!» – но мрачная массажистка, похожая на стервозную учительницу физкультуры, не обращала на ее кокетливые повизгивания никакого внимания. Потом ее завернули в несколько толстых шерстяных одеял и на некоторое время оставили в покое. Зато после этого массажистка занялась ногами Юли – она месила ее несуществующий жирок, как сдобное тесто,
Когда я восхитилась ее героизмом, Воронина лишь снисходительно улыбнулась.
– Я с детства к этому привыкла, – сказала она, – знаешь, мой отец ведь американец. Мое детство прошло в Калифорнии. А там очень популярны конкурсы красоты среди маленьких девочек. Так вот, мама таскала меня по этим конкурсам с четырех лет. Мне, маленькой, выщипывали брови, красили волосы.
– Жестоко. Моя мама всего лишь заставляла меня учиться, это и казалось экзекуцией.
– В двенадцать лет мне впервые обработали эпилятором руки. Я так рыдала – скорее от обиды, а не от боли, – Юля улыбнулась воспоминаниям. – Но в Калифорнии такие вещи считаются нормальными.
– В чем-то я тебе завидую, – я вздохнула и поморщилась, потому что ароматерапевт ощутимо ткнул меня пальцем в бок, – а мне лишний раз лень сходить на маникюр. Я уже шесть лет работаю моделью и все равно покупаю иногда мороженое и булочки.
– Когда мне было шесть лет, мама объяснила мне, что такое диета. Причем меня не заставляли, нет. Она так все повернула, что мне самой хотелось запивать тушеные овощи соком сельдерея. А шоколадок я до сих пор боюсь. Мама однажды показала мне девочку, у которой все лицо было разворочено маленькими язвочками. Не знаю уж, что это было на самом деле, но мама сказала, что все от шоколада. Я поверила…
«А на самом деле этой бедной маленькой девочке подружка подсыпала в пудреницу стекло», – усмехнулась я, но озвучивать мысль не стала. Не люблю делиться этой историей с посторонними.
И потом, я встретилась с Ворониной не для того, чтобы выслушивать ее сочувственные вздохи. Нет, у меня есть конкретная цель.
– А сейчас чем твоя мама занимается?
– О, ничем, как обычно, – расхохоталась Юля, – в очередной раз вышла замуж. На этот раз за итальяшку. Живет в Риме, в ус не дует.
– Сколько же ей лет? – Медленными осторожными шажками я подбиралась к интересующей меня теме.
Юлия нахмурилась, подсчитывая.
– Иногда сама забываю, – призналась наконец она, – мать держится огурцом. На вид ей лет тридцать восемь, не больше. Но, учитывая, что мне скоро будет тридцать три, а у меня есть еще старший брат… – Она многозначительно хмыкнула.
Вот он, подходящий момент. Юля сама дала мне повод спросить напрямую:
– Наверное, твоя мама делала пластическую операцию?
– Операцию? – насмешливо переспросила Юля. – Скорее операции! Сколько она их сделала, один бог знает. В конце концов на лице кожи стало не хватать из-за бесконечных подтяжек. В последний раз ей брали кожу с ягодиц.
– Что-о? – протянула я со смесью восхищения и отвращения.
– Это новая тенденция в пластической хирургии, – снисходительно объяснила Юля, – я толком сама в этом не понимаю ничего. Но, кажется, кожа с задницы пересаживается на физию. Мама как новенькая из клиники вышла. Какое-то время она даже выглядела моложе меня. Даже обидно как-то.