Красотка для подиума

Царева Маша

– Какой же? – сгорая от нетерпения, спросила я.

– Вы и так красивая девушка, но вам не хватает цвета.

– Как это понять? – насторожилась я.

– Я имею в виду яркости. Вы красивая, но унылая. Нос я сделал бы более коротким. Губы, конечно, должны быть толще. Глаза побольше. И на вашем месте я носил бы цветные линзы, серый цвет глаз – это просто неприлично. Да, а волосы надо будет покрасить. Мне кажется, из вас получилась бы превосходная блондинка.

Я постеснялась с ним спорить, хотя обычно за словом в карман не лезу. Свалившаяся на мою бедную голову информация была тяжела, как Сизифов камень.

И еще – почему-то, выходя из кабинета в просторную светлую приемную, я чувствовала себя разбитой и разочарованной. Я не могла понять, в чем дело, но у меня было такое чувство, будто меня долго уговаривали купить безумно дорогое платье, которое мне совершенно не идет. Может быть, все дело в том, что я всегда относилась скептически к крашеным блондинкам? Или в том, что Бербеков нарисовал точь-в-точь Вандин портрет? А мне вовсе не хотелось бы выглядеть однояйцевым близнецом дешевой порноактрисульки.

– У доктора свободно?

Раздавшийся над самым ухом вежливый вопрос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Оказывается, в приемной я находилась не одна. На кожаном диванчике сидели две девушки примерно моего возраста. Наверное, они были сестрами-близняшками. Обе симпатичные, загорелые блондиночки. Что-то в их внешности показалось мне смутно знакомым.

– Вы случайно не модели? – спросила я. – Может быть, мы когда-то пересекались на показе?

Они переглянулись и дружно рассмеялись. Я удивилась – что смешного-то? Наконец одна из них ответила:

– Пока нет, но хотим ими стать. Думаю, теперь нам ничего не помешает.

– А раньше что мешало? – удивилась я. Странные какие-то.

– Внешность, – хором сказали блондинки.

– Понимаете, мы сделали пластическую операцию, – с улыбкой объяснила та, что была в их сладкой парочке явным лидером, – у доктора Руслана Бербекова. Вот, сегодня в последний раз пришли, на осмотр. Все швы сняты, все зажило.

Нехорошее подозрение скользкой медузой лениво шевельнулось у меня в мозгу. И я спросила:

– Послушайте, а вы сестры?

– Нет, – удивились они, – с чего вы взяли? Мы только недавно познакомились. Здесь, в клинике.

Тогда-то я и поняла, отчего их лица кажутся мне такими знакомыми. Да они же как две капли воды смахивают на порно-Ванду! Нос, губы, разрез глаз! А также волосы, неестественный темный загар и цветные контактные линзы.

Хваленый доктор Бербеков лепит «идеальных» красоток по одному и тому же лекалу. И я чуть было не попалась на эту удочку!

Наскоро попрощавшись с довольными блондинками, я бросилась из клиники наутек.

И наверное, я так и распрощалась бы со смелой идеей художественного перекраивания своей рановато потускневшей мордашки, если бы не один случай, который произошел со мной недели через две после посещения клиники Бербекова…

Я шла ленивой походкой вверх по Тверской, зорко высматривая, не появилась ли в какой-нибудь модной витрине заманчивая вывеска «Распродажа». Я знала, что сезон распродаж еще не наступил, но иногда осенью многие магазины под видом глобальной распродажи активно избавляются от остатков прошлогодней коллекции, среди замшелых экземпляров которой иногда можно найти вполне приличные вещи.

Не то чтобы я нуждалась в чем-то конкретном – к счастью, времена, когда я покупала сапоги только

потому, что от предыдущих совсем отклеилась подметка, давно прошли. Просто я люблю новую одежду. Моя мама говорит, что у меня обостренная неизлечимая форма магазиномании. Так жестко она выразилась после того, как однажды я благородно позволила ей провести инспекцию моего шкафа и она обнаружила в нем два одинаковых свитера с неоторванными этикетками. Один я точно купила на выставке текстиля в Экспоцентре, но откуда взялся второй – ума не приложу! В моем гардеробе еще и не такие сюрпризы обнаружить можно.

И вот углядела-таки я вожделенную витрину с приклеенными на стекле английскими буквами SALE. Распродажа!

Радостно ворвавшись в магазин, я окончательно убедилась в том, что это был мой день. Потому что на ближайшем ко входу манекене красовалось платье моей мечты – шерстяное, черное, длинное, с глубоким декольте. И цена была вполне приемлемой. Я мечтательно подумала о том, что в этом одеянии буду напоминать неприступную красавицу прошлого века, хозяйку интеллигентного светского салона, в котором собирается цвет московской поэзии… Но стоило мне цепко ухватиться за мягкий рукав, по-свойски подмигнуть продавцу и прошептать: «Беру!» – как прямо над ухом раздалось возмущенное:

– Девушка, вообще-то это платье я приглядела! Я уже в кассу иду, даже мерить не буду.

Приготовившись вступить в нешуточную схватку за «салонный» наряд, я обернулась, и решительное «Это мы еще посмотрим!» застряло у меня в горле.

Потому что второй претенденткой на платье моей мечты была… Николь.

В первый момент я растерялась, потом открыла рот, чтобы радостно поздороваться, но потом вдруг помрачнела – вспомнила, что, когда я в последний раз ее видела, она лежала в больнице с развороченным лицом. Последствия ее травмы казались необратимыми.

Нет, вряд ли это она. Скорее всего, просто похожая девушка. К тому же, приглядевшись к ней внимательнее, я заметила, что эта особа немного моложе моей бывшей подруги.

Но ссориться из-за платья почему-то расхотелось.

– Извините, я же не знала. – Я развернулась, чтобы уйти.

– Так и уйдешь? – сказала Николь. – Опять бросишь меня и даже не спросишь, как у меня дела?

Я медленно обернулась, втайне опасаясь, что сейчас ее изображение плавно растворится в воздухе, после чего я разрыдаюсь и буду доставлена в ближайшую психиатрическую лечебницу, где вместо модного черного платья до конца жизни буду носить старенькую смирительную рубашку с несмываемыми пятнами чужой блевотины на груди. Наверное, это не настоящая Николь, это моя пробудившаяся от зимней спячки совесть, которая, как говорящий попугай, долго безмолвно копила фразы и вот наконец решила выдать их обалдевшей хозяйке.

– Да я это, я, – сказала совесть знакомым голосом, – чего ты трясешься-то?

– Но я… Ты же…

– Эх, Настя, а я-то слышала, что ты стала топ-моделью, – она рассмеялась, – а ты, оказывается, все эти годы хранила обет молчания. И сейчас вот не можешь связать пары фраз.

– Но я…

– Ладно уж, пойдем кофейку хлобыстнем! – Ее ладонь тяжело опустилась на мое плечо. Я заметила, что на безымянном пальчике красноречиво блеснул толстый золотой ободок. Насмешливо посмотрев на мои замшевые бежевые сапожки, она добавила: – Я на машине.