Красотка для подиума

Царева Маша

– При том, – повторила она, – ты забыла, у кого я работаю ассистенткой? У твоей главной конкурентки. Думаешь, я бессловесная тень и ничего не секу? – хмыкнула она. – Вот эта дурища Ева точно так думает. Но она ошибается. Я ведь немного говорю и по-английски, и по-французски. Жизнь заставила. И когда Ева болтает по телефону, я по мере возможности подслушиваю.

– Я в тебе не сомневалась. – Я красноречиво посмотрела на часы.

– И знаешь, что мне удалось узнать? У Амалии Роша было много претенденток, но в итоге никто

из них не пришелся ей по душе. А твой образ нравится большинству членов совета директоров. И сейчас у них такая дилемма: либо еще на два года продлить контракт с Евой, либо вложить деньги в раскрутку твоего лица.

– Тоже мне новость! – расхохоталась я. – Да об этом весь Париж знает!

– Значит, твоя задача – выключить Еву из игры. Логично?

– И что?

– И то. – Лиза порылась в легкомысленно-белой соломенной сумочке и вынула оттуда папку с какими-то бумагами. – Знаешь, что это такое?

– Что? – Я машинально приняла папку из ее рук и недоуменно уставилась на документы. Похоже, это была ксерокопия медицинской карты. Я не поняла, к чему относится содержащаяся в ней информация, ведь читать по-французски я так и не научилась. Какие-то бланки с анализами, описания, рецепты.

– Это медицинская карта Евы! – понизила голос Лизка. – Я выкрала ее и сделала копию. Знаешь, в какой клинике заполнена эта карточка?

– Ну?

– В клинике липосакции! – восторжествовала Лизка. – Наша красавица три раза откачивала жир!

– Да ты что? – выдохнула я.

Мне вспомнились безупречные бедра Евы. Увидев ее в первый раз, я с уважением и восхищением подумала, что непросто сохранить такую девчоночью фигурку в тридцать лет.

– А ты уверена? – придя в себя, спросила я.

– На все сто! И если эта информация будет обнародована, то не видать ей контракта как своих ушей.

– Ну не знаю, – засомневалась я, – в наше время общественность лояльно относится к таким штучкам.

– Не к таким, – усмехнулась Лизка, – вот если бы она переделала нос или вставила силиконовые протезы в грудь, никто и глазом бы не моргнул. А вот откачать с задницы жир – это для модели уже криминал.

– Но почему ты решила мне помочь? – опомнилась я. – Тебе-то какая с этого выгода?

– Вот мы и подходим к самому главному, – Лизка щелкнула пальцами, как какая-нибудь танцовщица фламенко. – Мне нужны деньги.

– Кому же не нужны? – усмехнулась я. – Хочешь продать информацию? Ничего не выйдет. Хилый товар, и никаких гарантий.

– Не кипятись, – Лизка успокаивающе подняла руку, – я предлагаю честную сделку. – Глаза у нее при этом были хитрющие. – Ты ничем не рискуешь. Твое имя вообще не будет фигурировать в прессе, а эту информацию обнародую я. А когда Амалия подпишет с тобой контракт на сто штук, половину ты отдашь мне.

– Хорошо придумано, – умилилась я, – не жирно тебе будет? Пятьдесят тысяч евро за просто так.

– Ты считаешь, что твоя

карьера – это «просто так»?

– Хорошо, допустим, я соглашусь. – Мне вдруг стало жарко. Я сняла бейсболку и положила ее на стол. – Ты опубликуешь карту, а я тебе не заплачу. Какие у тебя гарантии, что ты будешь делать?

– Ты заплатишь, – уверенно улыбнулась Лизавета, – думаешь, я стала бы тебе такое предлагать, если бы не знала, какая ты. Пусть все и называют тебя стервой, но я-то тебя с детства знаю. Заплатишь, это не обсуждается.

– В любом случае я должна подумать.

– И думать тут нечего. На твоем месте я бы шевелила мозгами быстрее.

– Но пятьдесят тысяч…

Я понимала, что мы делим шкуру неубитого медведя.

И пятьдесят, и сто тысяч евро казались мне одинаково нереальной, мифической суммой. Я даже не представляла, на что можно потратить такие деньжищи. Пусть никакого контракта у меня еще не было, но во мне вдруг проснулась естественная жадность собственницы. С какой стати я должна делиться с этой ушлой девицей честно заработанными деньгами?!

– Подумай сама. Скорее всего, они выберут Еву. У нее есть имя. Она прекрасно выглядит. Тридцать лет – это, конечно, критический возраст, но не смертельный. Уж два-то года она точно продержится, – искушала Лизка, и я знала, что в чем-то она права, – так что ты либо получишь пятьдесят тысяч вместо ста, либо вообще ничего.

– Ладно, – сказала я, – допустим, я согласна.

– Допустим? – насмешливо переспросила бывшая лучшая подружка.

– Согласна. Только о пятидесяти процентах не может быть и речи. Пятнадцать.

– Что-о? – возмутилась она.

– Что слышала. Пятнадцати тысяч с тебя вполне хватит.

– Да пошла ты! – Лизка раздраженно отодвинула от себя тарелку с недоеденными круассанами. Ее губы были усыпаны мелкими хлебными крошками. – За кого ты меня принимаешь?

– Посуди сама, – усмехнулась я, – либо я соглашусь с тобой сотрудничать, и ты получишь пятнадцать тысяч за ничтожную работу. Либо не соглашусь. И тогда ты не получишь вообще ничего. Знакомый аргумент?

– Ну ты и сука! – почти с восхищением протянула она.

– Так по рукам?

Помявшись несколько секунд, Лиза кивнула:

– По рукам!

Нет ничего лучше крепкого утреннего кофе в одном из парижских уличных кафе. Неотъемлемые атрибуты парижского завтрака – теплый круассан, обильно смазанный подтаявшим маслом и абрикосовым мармеладом, и, конечно, свежая газета. И только представьте себе, как повысилось мое и без того безмятежное настроение, когда в этой самой газете я прочла следующее:

«Сенсация! Топ-модель на самом деле весит семьдесят килограммов! Во всяком случае, именно таким был бы вес знаменитой Евы Сторм, если бы на ее тело можно было нарастить обратно жир, который удалили ей хирурги клиники липосакции…»