Кратчайшее расстояние
Шрифт:
– А зачем... в патологию?
– ужаснулась я.
– Не надо никого в патологию. Это я для примера, - строго успокоила меня Инга Витальевна.
– Людмила, поторопись.
– Можно я новый год тут встречу?
– заныла я.
– Если все хорошо, до восьмого успею. Пожалуйста!
– Ладно, все равно я только второго в ночь дежурить заступаю. Но второго что бы была, я Ливанова предупрежу!
На новый год все родители отпросились у нас в Обыденск, кошачье-собачьих детей, конечно, с собой забрали. Устроит им там Милочка тестовые испытания!
Часик посидели с мужьями
Но что я вам скажу - хуже тридцать шестой недели беременности только роды. 'Кто не был - тот будет, кто был - не забудет', это, товарищи, не про армию. Это про роддом. Правильно я говорю, девочки?
– Надежда Петровна, оденьте на них чепчики разные, пожалуйста, а то родня думает, что я одну и тоже фотку скидываю!
Медсестра, возрастом постарше моей мамы (строгая, ух!), помогла мне сесть и подала замотанное полешком дитя. Сверилась с биркой на ручке: 'Серебро Людмила Евгеньевна, девочка, 2320/46, 9.01.**, 0 час. 11 мин.'. Она мне всегда дочку первую дает, и вообще, ее любая смена приносит не по расписанию, как остальных, а когда она есть изволит. Первые дни пытались приучить к порядку, но кормление она просыпала, а когда будили и пытались накормить - орала до посинения и грудь не брала. Орет она заливисто, громко и упорно. Заводная дочурка, солистка в хоре - завопит, всех перебаламутит. Если слышу, что кто-то орет - знаю точно, моя тоже участвует.
– Что это ты молчаливая какая?
– поразилась я, укладывая ее поудобнее и запихивая в ротик сосок.
– И сговорчивая! Есть, что ли, хочешь, или настроение напало хорошее, отбиться не смогла?
Нет, вы не подумайте, в здешнем перинатальном центре не только оборудование, здесь и порядки современные. Лежу я в отдельной палате со всеми удобствами, и детки здесь с мамами лежат, и посетителей пускают. Но! В роддоме карантин по гриппу, а оставлять меня наедине с детьми через сутки после родов не гуманно.
Дочка трудолюбиво сосала и смотрела на меня синими сердитыми глазами.
– Роднуля моя, - засюсюкала я.
– Козюлечка любимая.
Козюлька наелась и гоняла грудь вхолостую. Отняла и поставила столбиком, срыгнуть. Она быстренько справилась и приготовилась орать.
– Погоди!
– выдвинула я встречное предложение.
– На.
Надо же, пустышку взяла с первого раза. Ой, чудеса!
Так, а теперь кто? 'Серебро, мальчик, 2580/48, 8.01.**, 23 час. 55 мин.'. Средненький, улыба моя. Точно, улыбается! А говорят, совсем маленькие дети не умеют. Поцеловала в красную мягкую щечку, в крохотный кулачок, заворковала. Ест он быстро и начинает возиться, выпутываясь из пеленки, не любит тесноты.
Старший мой, серьезный мужичок. Поправила бирку, покачала головой. Неужели и это мое?! 'Серебро, мальчик, 2820/50, 08.01**, 23 час. 45 мин.' Ест, вздохнет и опять ест. Основательный. Как это..? Степенный,
– Люда, да что ты ревешь?
– воззрилась на меня Надежда Петровна.
– Грудь болит?
– Нееет, - с подвываниями ответствовала я.
– Это я от счастья-аааааа!
Нас выписали на десятый день, Катерина Юрьевна аккурат в это утро собралась рожать. Она в соседней палате лежит, ходила ко мне на мастер-классы, я-то теперь опытная. Вообще, меня раньше хотели выгнать, но я упросила, что бы с детьми. Забирали торжественно, на трех машинах. Что вы, кавалькада, цыганская свадьба. Света с Максом тоже прикатили, вернее, прилетели, а на выписку у Русановых машину одолжили. Детей везли в переносках на заднем сиденье, я на переднем, за рулем папа. На второй машине свекры с мамой, на третьей Золотаревы. Что вы улыбаетесь? Обыкновенная фамилия. Нет, мы с сестрой не специально, мы мужей не за фамилию выбирали. Ладно, смейтесь, смейтесь...
Наконец-то дома! Тихо, снежок, солнышко. Постояла на крыльце, подышала, даже голова с непривычки закружилась. Внутри уже суетились, слышно, как мама командует: 'Руки! Руки мыть всем, потом детей трогать!' Повесила в шкаф шубу, присела снять сапоги. Из-под обувной полки высунулись два черных носа, понюхали.
– Вы что тут делаете, разбойники? И где третий?
– Кисю дай!
– сказал за спиной требовательный голос.
– Дай, казала!
Носы немедленно спрятались.
– А где ты киску видишь?
– обняла я Милу-младшую.
– Воть!
– пальчик ткнул куда-то в потолок. Я посмотрела. На верхней полке между шапок сидел котенок. Морда у Сушки выражала обреченность.
– Я не достану, Мил. Видишь, у меня ручки не дотягиваются?
– Папа! Хочу кисю!
– племяшка вывернулась у меня из рук и убежала за помощью.
– Прячься лучше, - посоветовала я коту.
– Папа Макс дочку всяко больше тебя любит.
– Милка, где застряла?
– выглянул папа.
– Пойдем, посмотришь, что мы тут вам сделали-то!
Как я их люблю! Они купили две или три даже приставные кроватки и собрали из них одну большую, дети в них не вдоль, а поперек лежат. Первоначальная конструкция не предполагала, а они умудрились такой девайс смастрячить! Она качается! Мягко ходит влево-вправо по направляющим, лежи себе, качай.
– Спасибо!
– обняла отцов по очереди, поцеловала. Вадим Олегович смущенно крякнул, папа чмокнул в ответ.
– Здорово!
– И столик вот тебе, - гордо продемонстрировал папа.
– С бортиками, не укатятся. А в кухне манежик. Имей в виду, там пол дополнительно теплый!
– Погоди ты, - уняла его мама.
– Дай отдохнуть девчонке, помыться. Ей кормить скоро, пеленки менять.
– Ну что, сват, по маленькой?
– покладисто согласился папа.
– Макс, ты где там?
– Начинается, - заворчала мама, выходя вслед за отцом из спальни.
Закрыла дверь, села на кровать. Стопка детей аккуратно лежала на правом боку. Взяла со столика планшет, набрала.
– Игорь, - задохнулась.
– Мы дома. Смотри.
– Прости меня!
От неожиданности выронила планшет, подобрала мужа вверх ногами.