Краткая история неолиберализма
Шрифт:
Консолидация неоконсервативного авторитаризма оказывается здесь одним из возможных решений. Как я писал в главе 3, неоконсерватизм поддерживает неолиберальное движение в сторону асимметрии рыночных свобод, но усугубляет антидемократические тенденции неолиберализма, прибегая к авторитарным, иерархическим и даже военным методам поддержания правопорядка. В книге The New Imperialism я исследовал тезис Ханны Арендт о том, что милитаризация обязательно происходит одновременно и за рубежом, и внутри страны, и пришел к выводу, что международные действия неоконсерваторов, давно уже планируемые и ставшие легитимными после атак 11 сентября 2001 года, в равной степени связаны и с задачей установления контроля внутри страны над группировками, участвующими в политическом процессе в США, и с геополитической стратегией поддержания господства посредством контроля над нефтяными ресурсами. С помощью страха и неуверенности несложно манипулировать людьми, преследуя политические цели, и внутри страны, и за ее пределами — и это прекрасно удалось, в частности, во время перевыборов [268] .
268
Arendt H., Imperialism (New York: Harcourt Brace Janovich, (редакция 1968 года)); D. Harvey, The New Imperialism, 12-17.
Неоконсерваторы настаивают на высоких моральных целях, в основе которых лежит национализм, не чуждый, как мы видели в главе 3, и неолиберализму. Американский национализм имеет двойственный характер. С одной стороны, он предполагает, что позиция США как величайшей силы в мире (а то и просто державы номер один во всем,— от бейсбола до Олимпийских игр) предопределена Богом (и религиозная параллель выбрана не случайно), что страна всегда вызывала восхищение во всем мире как образец независимости, свободы и прогресса, и она есть пример для подражания. Каждый хочет либо жить в США, либо подражать США. Поэтому Америка от души и щедро раздает собственные ресурсы, распространяет ценности и культуру по всему миру во имя американизации и повсеместного распространения американских ценностей. Но американский национализм имеет и темную сторону, связанную с боязнью врагов и злых сил, страхом перед иностранцами и иммигрантами, внешними подстрекателями, а в настоящее время, разумеется, и «террористами». Это приводит к ущемлению гражданских прав и свобод — гонениям на анархистов в 1920-х, маккартизму в 1950-х, направленному против коммунистов и сочувствующих, параноидальному отношению Ричарда Никсона к противникам вьетнамской войны. После 9/11 появилась тенденция обвинять всех, кто критикует политику администрации, в пособничестве врагам. Национализм такого рода легко приводит к расизму (особенно явно это проявляется сейчас в отношении арабов), ограничениям гражданских свобод (Patriot Act), ограничению свободы прессы (принуждение журналистов раскрывать источники информации), применению тюремного заключения и смертной казни в отношении должностных преступлений. Во внешней политике такой национализм ведет к секретным операциям и упредительной войне с целью уничтожить все, что может стать хоть какой-то угрозой господству американских ценностей и доминированию американских интересов. Исторически эти два вида национализма существовали параллельно [269] . Иногда они находились в конфликте друг с другом (например, в отношении того, как поступать с революционным движением в Центральной Америке в 1980-е годы).
269
King D., The Liberty of Strangers: Making the American Nation (New York: Oxford University Press, 2004).
После 1945 года США эксплуатировали первую разновидность национализма, действуя в собственных интересах, но иногда с пользой для других (как при реализации плана Маршалла, который помог восстановить экономику послевоенной Европы после 1945-го), и одновременно проводили политику маккартизма внутри страны. Все изменилось с окончанием «холодной войны». Мир больше не нуждается в военной защите со стороны США и не готов мириться с доминирующей позицией Америки. Никогда США не были так изолированы от остального мира политически, культурно и даже с военной точки зрения. Эта изоляция уже не является, как это было в прошлом, результатом отказа США от вмешательства в мировые процессы, а вытекает из политики чрезмерного и одностороннего вмешательства в чужие интересы. Это происходит именно в тот момент, когда экономика США максимально связана с мировой производственной и финансовой системой. В результате возникает слияние двух форм национализма. Благодаря доктрине «упреждающего удара» против других наций в разгар якобы угрожающей всем глобальной войны с терроризмом американской общественности может казаться, что она бескорыстно сражается за то, чтобы дать свободу и демократию всему миру (в частности, Ираку), одновременно уничтожая скрытых врагов, угрожающих существованию страны. Логика администрации Буша и неоконсерваторов эксплуатирует обе темы. Это оказывается только на руку Бушу в ходе перевыборной кампании. В работе The New Imperialism я утверждаю, что существует много признаков падения гегемонии США. В 1970-х страна утратила первенство в мировом производстве, с 1990-х начало уменьшаться ее влияние на мировую финансовую систему. Технологическое преимущество тоже покачнулось, страна стремительно теряет ведущую роль в области культуры и моральных ценностей. Военная сила остается единственным фактором мирового доминирования, но и она ограничена возможностями высокотехнологичной разрушительной силы, действующей с высоты 30 тыс. футов. Ирак показал несостоятельность этой силы. Переход к некой новой структуре гегемонии в рамках мирового капитализма оставляет США два варианта развития: пережить, переходный период мирно или через катастрофу [270] . Настоящая позиция правящей элиты Америки указывает, что второй исход более вероятен. Национализм в Америке сочетается с идеей о том, что экономические сложности, связанные с гиперинфляцией или затяжной дефляцией, вызваны действиями других стран — Китая или стран Восточной Азии, стран ОПЕК и арабских государств, которые не удовлетворяют расточительных потребностей энергии в США. Идея упреждающего удара уже обсуждается, и разрушительные мощности уже созданы. Некоторые считают, что осажденное и находящееся под угрозой американское государство обязано защищать себя, свои ценности, свой образ жизни, в том числе и военными средствами, если потребуется. Существует вероятность, что американское руководство станет рассуждать именно в таких ужасных категориях, ведущих, по моему мнению, к саморазрушению. Государственные лидеры уже продемонстрировали склонность к подавлению альтернативных мнений внутри страны и завоевали таким образом поддержку части граждан. В конце концов, серьезная часть американского населения считает, что американский Билль о правах [271] был навязан коммунистами, а другие, хотя и составляющие меньшинство, рады поддержать все, что похоже на Армагеддон. Законы против террористической деятельности, нарушение Женевских соглашений в заливе Гуантанамо, готовность обвинить любое оппозиционное движение в терроризме — все это признаки страшных процессов.
270
Arrighi G. and B. Silver, Chaos and Governance in the Modern World System (Minneapolis: Minnesota University Press, 1999). См. также послесловие к изданию в мягкой обложке D. Harvey, TheNew Imperialism (Oxford: Oxford University Press, 2005).
271
Конституционные нормы, гарантирующие права граждан и ограничивающие действия органов государственной власти.— Примеч. пер.
К счастью, в США существует оппозиция, которая может быть мобилизована и уже выступает против таких катастрофических и самоубийственных тенденций в политике. К сожалению, в настоящее время оппозиция раздроблена, лишена руководящей силы и организации. До некоторой степени это есть следствие причиненных самим себе ран в рамках движения профсоюзов, в рамках движений, которые касаются вопросов идентичности и всех постмодернистских интеллектуальных течений, которые, сами того не подозревая, соответствуют позиции Белого дома в отношении того, что истина создается в обществе и рождается в споре. Терри Иглтон критикует PostmodernCondition Лиотарда (Lyotard), говоря, что «может не быть разницы между истиной, авторитетом и риторикой; власть получает тот, у кого более гладкая речь и наиболее расистская теория». И это мнение снова актуально. Я бы сказал, что такая точка зрения еще более актуальна в наше время, чем в 1989 году, когда я впервые ее процитировал [272] . Необходимо прекратить разглагольствования, несущиеся из Белого дома и с Даунинг-стрит, если мы хотим найти какой-то разумный выход из нынешнего тупика. Реальность существует, и от нее никуда не деться. Но куда же мы должны двигаться? Если бы нам удалось оседлать волшебного скакуна свободы, куда бы мы отправились?
272
Цитируется по D. Harvey, Condition of Postmodernity, 168-70.
АЛЬТЕРНАТИВЫ
Существует тенденция говорить об альтернативах так, как будто они есть некая схема будущего общества и одновременно план движения к этому будущему. Из таких упражнений можно многое почерпнуть. Но прежде всего мы должны начать политический процесс, чтобы в принципе определить реальные альтернативы и возможности. Существует два возможных пути. Можно, опираясь на бесконечное количество реально существующих оппозиционных движений, стараться сформулировать всеобъемлющую оппозиционную программу. Или мы можем уйти в теоретические и практические изыскания в отношении существующей ситуации (вроде того, что я предпринял в этой книге) и постараться выявить альтернативы путем критического анализа. Последний путь вовсе не предполагает, что существующие оппозиционные движения неправы или основываются на неверном понимании реальности, а наличие оппозиционных движений не означает, что аналитические рассуждения не важны. Задача — инициировать диалог между сторонниками каждого из двух путей и обеспечить более глубокое общее понимание происходящего и определить адекватный план действий.
Волна оппозиционных движений возникла как внутри неолиберализма, так и за его пределами. Многие движения радикально отличаются от тех рабочих выступлений, которые имели место до 1980 года [273] . Я говорю «многие», но не «все». Традиционные движения рабочих вовсе не исчезли даже в условиях современных капиталистических обществ, где их серьезно ослабляют неолиберальные ограничения. В Южной Корее и Южной Африке активные рабочие движения возникли в 1980-е годы, в Латинской Америке большим влиянием пользуются партии рабочего класса. Нарождающееся рабочее движение Индонезии, уже имеющее серьезный потенциал, борется за возможность быть услышанным. Велика, хотя и непредсказуема вероятность рабочих выступлений в Китае. Американские рабочие в последние десятилетия добровольно голосовали против собственных материальных интересов в силу причин, связанных с культурным национализмом, религией, моральными ценностями. Неясно, останутся ли они по-прежнему в рамках существующей системы, созданной манипуляциями республиканцев и демократов. При существующей нестабильности нет причин исключать возможность возрождения в будущем народных социал-демократических или даже антинеолиберальных движений в США.
273
Amin S., "Social Movements at the Periphery" цитируется по Wignaraja P. (ed.), New SociaLMovements in the South, 76-100.
Борьба против накопления путем лишения прав собственности приводит к образованию совсем иных направлений социальной и политической борьбы [274] . Частично из-за условий, в которых возникают подобные движения, их политическая ориентация и организационные принципы серьезно отличаются от типичных для социал-демократических движений. Бунт Батисты в Чиапасе (Мексика) не имел целью захват государственной власти или политическую революцию — их цели вообще не выходили за пределы существующей системы. Идея заключается в том, чтобы в рамках существующего гражданского общества вести открытый и постоянный поиск альтернатив, которые соответствовали бы специфическим потребностям разных социальных групп, существовавших в стране, и позволяли бы им улучшить свое положение. Организационно это движение стремилось избежать радикализма и отказывалось принять форму политической партии, предпочитая вместо этого оставаться социальным движением в рамках государства, пытаясь сформировать политический блок, где центром были бы местные культуры. Многие движения в защиту окружающей среды, например за экологическое правосудие, развиваются именно в таком ключе.
274
Bello W., Deglobalization: Ideas for a New World Economy (London: Zed Books, 2002); Bello W. N. Bullard, K. Malhotra (eds.), Global Finance; S. George…'Another World is Possible IF… (London: Verso, 2003); Fisher, W., Ponniah, T. (eds.), Another World is Possible: Popular Alternatives to Globalization at the Worlds Social Forum ((London: Zed Books, 2003); P. Bond, Talk Left Walk Right: South Africa's Frustrated Global Reforms (Scottsville, South Africa: University of Kwa-Zulu – Natal Press, 2004); Mertes, A Movement of Movements; Gill, Teetering on the Rim; Brecher J., T. Costello, B. Smith, Globalization from Below.
В результате политические организации отходят от традиционных форм политической партии и профессиональной организации; их поле действия сдвигается к менее четко определенным политическим и социальным вопросам, актуальным для всех составляющих гражданского общества. То, что такие движения теряют в отношении ориентации на цель, они выигрывают благодаря прямому ответу на возникающие проблемы и интересы отдельных групп избирателей. Политические движения нового формата сильны благодаря тому, что непосредственно участвуют в повседневной жизни, но именно поэтому им иногда бывает сложно отвлечься от деталей и осознать политику на макроуровне и суть неолиберального процесса накопления путем лишения прав собственности и восстановления классовой власти.
Разнообразие видов такой борьбы так велико, что иногда даже сложно проследить связь между ее отдельными участниками. Все они — часть постоянно меняющегося комплекса движений протеста, которые прокатились по миру и становились все более заметными с 1980-х. Эти движения и восстания иногда жестоко подавляло государство, действующее во имя «порядка и стабильности». Иногда они приводили к межэтническим столкновениям и гражданской войне по мере разрастания социальных и политических конфликтов, возникающих в результате процесса накопления путем лишения прав собственности. Тактика «разделять и властвовать»; используемая правящей элитой, или конкуренция между враждующими группировками (например, французские и американские интересы в некоторых странах Африки) нередко становились центром этой борьбы. Во многих частях света государства при военной поддержке, а иногда и с использованием особых сил, обученных ведущими мировыми державами (лидером тут стали США, а Великобритания и Франция играли второстепенную роль), начинали применять систему подавления и уничтожения в отношении народных выступлений против накопления путем лишения прав собственности.
Сами новые движения породили массу альтернативных идей. Некоторые стремятся полностью или частично оторваться от влияния процессов неолиберальной глобализации. Другие (например, движение Fifty Years Is Enough) стремятся к мировой социальной и экологической справедливости путем реформирования или роспуска влиятельных институтов — МВФ, ВТО, Всемирного банка (странно, что Министерство финансов США редко упоминается в этом же списке). Третьи (особенно экологические движения типа Greenpeace) подчеркивают тему «возврата основополагающих прав», указывая на преемственность традиций многовековой борьбы, а также горькой борьбы в ходе истории колониализма и империализма. Одни (Хардт и Негри) видят необходимость в комплексном развитии, то есть движении в рамках глобального правового общества, которое могло бы противостоять рассеянному и децентрализованному влиянию неолиберального порядка (имеющего имперский характер). Другие стоят на более умеренных позициях и исследуют локальные эксперименты с новыми системами производства и потребления (LETS), вызванными совершенно новыми социальными отношениями и экологическими принципами. Существуют и те, кто верит в более традиционные политические структуры (например, Партия рабочих в Бразилии или Партия Конгресса в Индии в альянсе с коммунистами), имеющие целью получение государственной власти как первого шага на пути глобального реформирования экономического порядка. Многие из этих разнообразных течений сейчас объединяются в рамках Мирового социального форума в попытке определить общие черты и выстроить организационную силу, способную противостоять неолиберализму и неоконсерватизму. Возникают многочисленные публикации о том, что «возможен другой мир». Все это объединяет разнообразные позиции и иногда является попыткой синтезировать идеи, принадлежащие разным социальным движениям в разных частях света. Тут есть чем восхищаться и к чему стремиться.