Краткая История Тьмы
Шрифт:
Его убили. Тот, прежний Зимин, умер. Был застрелен горошиной и остался лежать в желтеющем овсе, улыбаясь и глядя в небо, все просто, все понятно.
Зимин плюнул и направился к дороге.
Он шагал, запинаясь за горох, путаясь в овсе, пытаясь думать о медведях, которые приходят сюда по ночам, но медведи не удерживались в голове, была в ней одна только пустота.
Поле закончилось, и он вступил в лесополосу, и она тянулась и тянулась, хотя Зимин твердо помнил, что утром они преодолели ее за несколько минут. Он натыкался
К вечеру он все же выбрался к дороге и успел на последний автобус. Он был почти пуст, Зимин сидел у окна и глядел на поля, тонущие в сумерках. Он думал о зимних ботинках. О том, что в апреле, по последнему льду, умудрился порвать левый, матери не сказал, так и проходил, хлюпая. Думал о том, что надо бы теперь этот ботинок починить как нибудь. И обои в комнате подклеить, после весны отстали. И неплохо бы устроиться куда нибудь на работу, а потом раз — и остеклить балкон, мать ведь давно мечтает.
Зимин думал о балконе и постепенно сползал в дрему. Он устал. Натер мозоли, расцарапал живот, и вообще… Лоб еще болел. И впереди был еще целый август, скучный и дождливый. И год, в который стоило подналечь на учебу, поскольку именно в этот год закладывались основы, ну и так далее. И жизнь, которую предстояло как то прожить.
Зима
Зимин замолчал.
Ему не нравился собственный голос, он был, как всегда, пискляв и малозначителен. Но сегодня ему почему то хотелось прочитать свой рассказ Ларе. Он написал его за ночь и не успел толком поправить, но все равно прочитал, с трудом разбирая почерк.
— Хорошо, — сказала Лара. — Очень хорошо. Это случилось с тобой?
— Со мной? Кажется. Я не очень помню.
— Идея мне нравится. Мальчика убили на игрушечной войне, и всю последующую жизнь он подозревал, что его убили по–настоящему. И что вся его жизнь не более чем мучительный кошмар, порожденный судорогами умирающего мозга. Мрачно. Но в духе. Прекрасный рассказ об окончании детства. Молодец.
— Ну да…
Почему то ему вдруг стало стыдно этих листков, исписанных карандашным почерком, он сложил их и убрал в карман.
— Ты что, стесняешься? — удивилась Лара.
— Да не… Просто… Просто это совсем не то, к чему я привык. Это сложно… Мне кажется, что у меня от этого башка трескается…
— Ну и что? Зимин, башка дана тебе для того, чтобы она трескалась. А зачем она тебе еще?
— Не понял…
— Объясню в образах.
Лара устроилась поудобнее, объяснила:
— Меч, если его использовать по полной программе, тупится, на нем образуются зарубины, иногда он вообще ломается. Но если его не использовать, то это не меч вовсе, а просто острая железка. Так и с башкой. Ею надо работать.
— Недавно ты по–другому говорила, — напомнил Зимин.
— Правильно, — согласилась Лара. — И сейчас скажу. Меч куют для того, чтобы ходить в бой, для того, чтобы рубить дрова, нужен колун. Боевым клинком не шинкуют капусту, если ты начинаешь шинковать капусту катаной, то она у тебя, скорее всего, заржавеет.
— Понял, понял, — Зимин постучал себя пальцем по голове. — Ментальная гигиена. Вытравим призраков из нашего подсознания с помощью йоги и рыбьего жира. Так тебе честно понравилось?
— Да.
Лара поглядела на него.
— Рассказ про тех, кто навсегда пропал в гороховом поле. — сказала Лара.
Зимин достал коробку со свечами, стал выбирать.
Лара вязала рукавицу. Она раньше никогда не вязала, а тут вдруг увлеклась, как после обеда забралась на подоконник под перуанский плед с шерстью и спицами, так больше и не вылезала. Сидела, сверяясь с журналом, мотала клубки, позвякивала спицами и пила горячий шоколад. А Зимин его варил, каждый час по большой кружке. Сначала варил в кофемаши–не на кухне, а как раскочегарил печку, так и на ней. Шоколад то и дело сбегал, шипя на раскаленном чугуне, наполняя дом уютным запахом. А совсем рядом, в нескольких сантиметрах от Лары, отделенная от тепла толстым синеватым стеклом, бушевала зима.
— Говорят, тут парк будут строить, — Лара со скрипом ткнула спицей в стекло. — Аттракционы всякие детские, зоопарк, дельфинарий. Можно будет приходить и плавать с дельфинами. Здорово?
— Наверное, — ответил Зимин.
— Здорово, — заверила Лара. — Я всегда мечтала. Может быть, я туда работать устроюсь. Не зря же я ветинститут заканчивала?
— Конечно, не зря.
— И от дома близко, удобно. Или ты так не считаешь?
— Считаю, — рассеянно сказал Зимин. — Конечно, удобно.
— Я с детства хотела дрессировать дельфинов. Они умные. Правда, я их только по телевизору… Как ты думаешь, меня возьмут?
— Возьмут, куда им деваться. Ты будешь дрессировать дельфинов, а я буду мототрюки выполнять.
— Тебя то точно не возьмут.
— Не возьмут, — согласился Зимин. — Ну, я куплю «Ин–диан», наряжусь команчем и буду всем предлагать сфотографироваться за полтинник. Тоже дело.
— А что, здорово. Мне нравится. Слушай, а если тут будет парк аттракционов, то, наверное, и колесо обозрения поставят?
— Наверное.
— Колесо будет ночью светиться? — спросила Лара.
— Должно.
— Ты представь — ночью колесо будет светиться. Это же чудесно!
— И квартиры подорожают. Знаешь, многие ценят в квартирах вид из окна.
— Зимин, ты скучен, как черепаший панцирь. Удивляюсь, что ты стал писателем, тебе надо было стать конторщиком. Или лучше мерчендайзером, тебе бы пошло, ходил бы по магазину, пузырьки расставлял бы по полкам.
— Завтра пойду — устроюсь, — пообещал Зимин. — В крайнем случае, послезавтра. Или тележки катать.