Краткий курс теории смерти
Шрифт:
Они чокнулись под столом и опрокинули стопки.
– Буква «о» – третий кит, – просипел разведчик. – Обеспеченность. Способность позволить духовность и здоровье.
– А «д» это что? Уже забыла.
– Ещё раз. ДОЗ – духовность, обеспеченность, здоровье. Число 120 – дожитие до ста двадцати лет.
Человек из Сан – Франциско хрустнул огурцом.
– Хорош, а? Потому что просолился. И духовное здоровье пропитывает, чтобы ты хранилась как огурец в погребе.
– Сначала подумала, вы странный, – закусила жареной колбаской
– С дамами обычно не полемизирую. Говорил с одной, даже неприятно. В каждом предложении обида: квартиру снимает, платят мало.
– Значит, у вас серьёзно. Я думала, брехня.
Разведчик подал женщине визитку:
– Рывкин Марк Владиленович, член РООУ, МАПН, ААН и БПА.
– Да вы что? Вот это да, – поразилась женщина.
Смутное подозрение проявилось на фоне нетрезвого лица.
– А сами алкоголь… позволяете?
– Только по пятницам и с молитвой. Под рыбу на пару и жареную картошку.
– Одного не поняла. Духовность жизнь продляет, а суставы она лечит?
Рывкин поднял колено и снял носок. Вдруг тощая стопа поднялась над столом, пальцами схватила пластиковую вилку и подала хозяйке. Три свидетеля были потрясены, а Рывкин подсел к попутчице развить успех.
Дверь стыдливо прикрылась, Глеб отвернулся к стене и развернул медицинскую полосу «Проходите, раздевайтесь». Внизу шушукались, а он лениво перебирал глазами мятые строчки. Но что это? Неужели? Просто не верится!
Тем временем щупальца осьминога обхватили рыбину, женщина хихикала. Но учёному привычно ломать другому кайф. Глеб свесился и полюбопытствовал:
– Народный артист Савельев как поживает?
Рывкин остановил щупальца и вернул в исходное положение. Потом тщательно вытер салфеткой руки.
– Пожалуйста.
Он открыл том «ДОЗ-120», полистал и пригладил страницу.
– В деле имеются… профилактические обследования… нежелание сниматься в фильмах… счастье ремонта дома… покупка антикварной мебели… диета, регулярные голодания, очистка организма. Интимные подробности не разглашаем.
Рывкин вопросительно поднял очки.
– Можно про диету? – попросил Глеб.
– Обед. Крупа заваривается в термосе. Мёд, семечки, изюм, оливковое масло, – Рывкин смолк.
– А ужин?
– Сырые овощи, каша, соя. Из магазина натуральных продуктов.
– Ничего не пропустили?
– Овощные соки в течение дня.
– А клизмирование?
– Обязательно.
– И последний вопрос – как он умер?
В тишине Рывкин протёр очки скатертью. Засучил ногами, надевая тапки, и вышел. Попутчица вскрикнула и расширила глаза.
– Умер? Разве такое возможно?
Явилась проводница и давай набивать сумку вещами господина из Сан – Франциско. Рывкин поглядывал из коридора.
– Он отдал душу телу! – всхлипнула женщина. – Всего себя отдал телу!
– Прекратите, милая девушка, – строго произнесла проводница. – Не видите, журналист подсадной. Чтобы опорочить эксперимент.
– Вот так найдёшь мужа, а он в гроб! – простонала женщина.
Рывкин кашлял долго и добросовестно. Покраснел и налился слезами, хрипло выбрасывая воздух. Очистив голос, шагнул в купе.
– Мне ответить на языке масс? – Заговорил он нетрезво. – Не знаю, хочу ли? Имею ли право? Но отвечу, как неоднократно на высоте трибун.
– Молчите. Переодевайте брюки! – командовала проводница.
Рывкин сунул худую ногу в штанину:
– Ещё раз! Биологи и медики не понимают рака! – Он поднял палец. – Многократно повторял и вот опять! Рак – это случайная катастрофа, вроде аварии! И не имеет отношения к здоровью!
Застегнув брюки, он высунулся в коридор.
– Братья и сёстры! Стыдно умирать больным! Умирать здоровым – это престижно!
Проводница втянула Рывкина в купе и продела руку учёного в пиджак.
– Савельев успешно стартовал в направлении ста двадцати. Средства имеются, дисциплина фанатичная, методика наша с Кирсановым! В прекрасной форме артист одолел шестьдесят восемь лет и двинулся дальше. На пляже Сан-Франциско сдал нормы ГТО для двадцати восьми. Но случайно и беспричинно, как кирпич с крыши или пьяный водитель, его убил рак!
– Помолчите, враг записывает! – Проводница накинула на Рывкина пальто.
– Думаю, есть причина, – возразил Глеб. – Савельев больше не пожелал сниматься. А каждая роль, это всегда новый опыт. Зато долгожительство однообразно: молитва, крупа в термосе, пробежки. Савельев – это дискета, роль – новый файл. Если дискета файлы не пишет, вы её скопируете на винчестер и выбросите. Вот и душу Савельева переписали в ноосферу, а самого в утиль.
Рывкин пьяно хихикнул и погрозил пальцем:
– Убило долгожительство? Остроумно. Но почему рак, а не пьяный водитель?
– В газете пишут, что всю жизнь боялся рака. Чего боимся, от того умираем. А прямую кишку подставило клизмирование.
– Постойте, уважаемый! – выпятил губы Рывкин. – Я клизмы с детства боготворю.
– Нездоровое чувство. Клизмы нарушили флору толстой кишки, то есть иммунитет. Там опухоль и разрослась.
– Просто и понятно, – улыбнулась женщина зубами, белыми и ровными, словно не было перестройки.
Рывкин открыл рот, но проводница ткнула в бок.
– Правда, умер не от рака, – закончил Глеб. – Страшно боялся жестокой боли, и сознание гуманно отключило чувства, а потом себя. Организовались тромбы и поступили в мозг. Четыре месяца Савельев пролежал слепым, немым и парализованным. Тело доживало овощем.
– Давайте в тамбур, профессор, – гнула линию проводница. – Во избежание.
Она сгребла контейнер с томом в сумку и вытолкнула учёного из купе. За окном, размытый полосами дождя, приближался кирпичный вокзал. Тверь?