Краткий курс теории смерти
Шрифт:
Разнообразие хулиганств, прочитанных на доске приказов, и натолкнуло Глеба на «неповторяемость предыдущего опыта». Тепловые портреты болезней, снимаемые Глебом, тоже не повторялись. Может, поэтому пистолет промахнулся? Выходит, подкачка нового опыта предохраняет от неожиданной смерти.
Побитые углы коридора и несильный запах химии настроили сентиментально. Вот и железная кнопочная дверь без таблички. Пальцы нажали комбинацию кнопок, и Глеб вошёл, отведя взгляд от термографа. Прибор укоризненно следил глазом объектива.
– Иди, он приехал! – показал пальцем завлаб.
В комнате испытуемых пахло бульоном, хакасский шаман Тормазаков варил мясо. Глеб радостно поздоровался и бухнулся на ободранный табурет. Отлично, вопрос не останется торчать колом.
– Долго ехал, мясо растаяло, – шаман в синей шёлковой косоворотке помешивал в стальной кастрюле, придавившей электрическую плитку.
Он обтёр страшный костяной нож газетой и натряс в варево молотую траву из жестяной банки с дырками.
– Прибор ночной – никак? – Шаман обернулся с деревянным стуком висящих на шее амулетов.
Амулетов было много, по одному на каждого предка Тормазакова. Их души пристёгнуты к магическим предметам, и дробное перестукивание напоминало, что группа поддержки рядом.
– Никак, – вздохнул Глеб.
Однообразно и неоднократно шутит хакас про термограф. Да, не может прибор отличать умирающих людей от выздоравливающих. Обнаружили было дыру в ауре, оказалось – ошибка обработки изображения.
А шаману духи предков сообщали про смерть пациентов заранее. И не только он мог предсказывать. Глеб слышал разговор академика с молодым и старым экстрасенсами. Молодой оправдывался.
– Души умерших для энергосбережения принимают форму шаров. И питаются энергией страха.
– Нет, такого не напугаешь, – забулькал академик. – На пороге другого мира за спиной появляется тень. В деревне говорят: «За ним пришли». А ты про уплотнившееся эфирное тело.
– Тогда это бес. Паразит, но жизни не угрожает.
Возразил старый:
– Это тень смерти. Вижу их с детства. Ходят за человеком, потом он умирает. Больше недели не живёт. Иные зависают в доме на одном месте. Серая расплывчатая дымка. В глаза человеку невозможно смотреть.
– А бывает, что тень рассеется, и человек выживет?
– Наоборот. Бывает, угрожают жизни ранения, кровотечения, инфаркты, инсульты – по всем параметрам не жилец. Но нет тени, значит выкарабкается.
– А может тень перескочить на другого?
– Может. Привезли человека с приступом, за спиной ужасная тень. Прооперировали вроде успешно, перевели в палату. Утром смотрю – тени нет. А ночью погиб его тёзка, сосед по лестничной площадке.
Экстрасенсы умели смерть предсказывать, только появлялись редко. Время зарабатывать деньги, не до науки. А Тормазаков прижился, навещал институт подолгу.
Глеб длительное время не понимал, зачем нужны предсказания? Ведь обречённых пациентов, как положено, лечат и пытаются спасти. В лаборатории отмалчивались, только шаман ответил.
– Я бью потом в бубен, иногда смерть прогоняю. Почему здесь лучшая в мире выживаемость?
А в диагностике заболеваний термограф потеснил Тормазакова. Сбылась мечта академика техникой заменить экстрасенса. Разные пробовали приборы, но отпали они осенними листьями. Остался термограф, а сама идея увлекла Глеба. Окунула в тепловые картины организма, и он наглотался красивого многообразия.
– Отдохнёт ночной прибор, устал от тебя.
Тормазаков славился бездушием. Сосудистая врачиха, кандидат наук, приходила советоваться по незаживающим язвам отца.
– В электронный микроскоп смотри, – отказался говорить шаман. – А я живу в каменном веке.
Обидел и профессора. Его по причине алкоголизма не пустили на заграничную конференцию. Профессор потребовал у шамана хороший яд, чтобы не мучиться. Тормазаков развёл в воде антибиотик из аптеки и вручил самоубийце. Выпил ли учёный – неизвестно, но здороваться с шаманом перестал. Хакасец объяснил – кому суждено, умрёт от антибиотика.
– Ну, спрашивай, а то мясо сварилось.
Подгоняемый мясом, Глеб заторопился.
– Вопрос не обо мне, – он выставил ладони.
– Про маму? – неприятно хихикнул шаман. – Или про родственника?
– Духи смерть здорового человека предсказывают?
– Конечно.
– За сколько времени?
– Ну, за месяц.
– И можешь сразу её прогнать?
Тормазаков затрещал смехом и деревянными фигурками.
– Конечно. Если мои духи сильнее духов смерти.
– А когда они сильнее?
– Когда разрешено.
– Кем?
– Великими духами, кем ещё? – Корявый палец показал вверх.
– А без разрешения не пробовал?
Шаман поводил в кастрюле разводным ключом и стряхнул пену на пол. Глеб поднялся уходить.
– А ты, Годунов?
– Я? – ошпарило Глеба изнутри. – Причём я?
– Взялся бы спасать, рискуя головой?
Глеб вгляделся в лицо шамана.
– Чего молчишь? – Шаман положил разводной ключ и взял ложку. – Ты молчать пришёл? Говори давай.
– Оценил бы риск, – промямлил Глеб.
– И я оцениваю риск. Одинаково, Годунов!
– А духи причину смерти не говорят?
Шаман почесал ложкой затылок.
– Нет. Упрямый ты, Годунов, и необузданный.
– А если смерть прогнал, она не вернётся?
– По-разному. Возле каждого с мухобойкой не постоишь. В бурятской степи человек виден, а в городе вас сколько?
Тормазаков сунул палец в кастрюлю.
– Бульон остывает. Ну, уходи давай.
Глеб углубился в игольчатые деревья, глотая осенний воздух. Строевой шаг, усы торчат, как руль велосипеда. Переодетый белогвардеец пробирается на Дон. Аккуратно, как штабеля дров, перекладывая мысли.