Край, куда не дойдёшь, не доедешь
Шрифт:
Сомнений быть не могло: раз Обираль здесь, в замке, — значит, Элен снова так или иначе станет жертвой его козней. Но сейчас Гаспар думал только об одном — удрать, спрятаться. Долго не раздумывая, он взбежал по лестнице до самой верхней площадки. Толкнул какую-то дверь. За дверью оказалась еще одна лестница — она вела на чердак.
Такого чердака Гаспар никогда в жизни не видел. Настоящие джунгли. Чего тут только не было — шкафы, сундуки, балдахины, штабеля чанов и лоханей, вереницы болванок с париками и даже арфы. С надеждой устремился Гаспар в этот хаос. Уж здесь-то его никто не найдет. Он притаился за большим сундуком, решив выждать немного, а потом обойти чердак: может
На чердаке было по-прежнему тихо. Через полчаса у Гаспара затекли ноги, и он, пригнувшись, осторожно прокрался под занавесями, чтобы хоть немного размяться. Выпутавшись из пыльных портьер, он оказался на тесном пятачке, со всех сторон окруженном узкими шелковыми полотнищами с японской вышивкой. Гаспар толкнул одно из полотнищ как раз в том месте, где была вышита рука японки в кимоно. И вдруг застыл, скованный ужасом: эта рука шевельнулась и схватила его за пальцы. За шелковой картиной стоял Обираль, и мальчик оказался во власти своего врага.
Гаспар отбивался так отчаянно, что проволока оборвалась, портьеры упали на пол, и его противник запутался в них. Воспользовавшись этим, Гаспар сумел высвободить руку. Он укрылся за выстроенными в ряд столами и попытался отползти к стене.
Но Обираль снова настиг его. Добравшись до сломанных стенных часов, Гаспар увидел на месте циферблата лицо, а за стеклянной дверцей, где полагалось быть маятнику, — две руки. Дверца распахнулась, Обираль бросился на Гаспара с криком: “Попался, голубчик!” Гаспар увернулся от готовых схватить его рук и зацепился ногой за упавший карниз, на котором висели портьеры. Он упал навзничь, но Обираль тоже не удержался на ногах. Гаспар вскочил первым. И в этот самый миг прямо перед ним как по волшебству открылся ход на узкую лестницу. Это была та самая деревянная лестница, по которой он сначала спустился в подвал. Гаспар нашел знакомое окошко, протиснулся в него, ухватился за водосточную трубу и соскользнул по ней в густую траву заднего двора.
Но злоключения его на этом не кончились. Он бросился через парк к опушке леса, бегом пересек низкую поросль и нашел наконец тропинку. Лес обступал замок со всех сторон — куда же идти? Гаспар свернул налево — просто наобум. Не прошел он и ста шагов, как увидел бегущего ему наперерез Обираля. Да что же это такое, почему этот человек преследует его с таким упорством? Зачем ему нужен бестолковый мальчишка, которому только и надо, что исчезнуть отсюда поскорее, и, честное слово, никогда больше ноги его здесь не будет. “Не уйдешь!” — кричал Обираль.
Гаспару ничего не оставалось, как снова припуститься со всех ног по тропинке. Свернуть в лес он не решался: если застрянешь в колючих зарослях, будет еще хуже. Но тропинка, казалось ему, никогда не кончится. Обираль не отставал. Он даже как будто бежал вполсилы, словно был уверен, что рано или поздно мальчик не выдержит гонки.
Окружавшие замок леса не уступали в своеобразии самому замку. Тропа закончилась маленькой, совершенно круглой полянкой, которую сплошной стеной обступали молодые грабы — они росли так тесно, что пробраться между ними не было никакой возможности, перелезть — тоже. Гаспар оказался в тупике.
Теперь он надеялся хотя бы оттянуть момент, когда Обираль его сцапает. На этой полянке, которая, наверно, служила когда-то укромным местечком для влюбленных, росли там и сям высокие кусты чертополоха, вздымались купы кипрея. Гаспар попытался сбить противника с толку, кинувшись на эти преграды. Но ничего не вышло: он только сам запутался в кустах, отступая к стене молодых стволов. Ничего не поделаешь — пришлось ему повернуться и оказаться лицом к лицу с ненавистным Обиралем; тот стоял неподвижно шагах в десяти и от души наслаждался своей победой.
— Итак, юноша, пришло время нам потолковать по душам, — произнес он. — Сейчас я срежу хорошую хворостину и буду лупить тебя, пока ты не поймешь, что следует заниматься своими делами и не совать нос в чужие. Запомни, сопляк, запомни хорошенько: если ты сдохнешь под поркой, никто об этом даже не узнает; если очухаешься — можешь убираться на все четыре стороны, хоть к черту на рога. Не думай, что я хочу твоей смерти. Я просто преподам тебе урок, а для тебя рисковать жизнью — сущее удовольствие, ты ведь у нас обожаешь приключения. Вспомни, мальчишка, — нет ничего на свете лучше грез, ты сам это говорил. Теле вот, наша Элен сейчас грезит наяву. И не надо ей мешать.
О чем это толковал Обираль? Гаспар заставил себя посмотреть ему прямо в глаза. Лицо, обрамленное рыжей бородой, расплылось в медоточивой улыбке. Но вдруг выражение его в мгновение ока изменилось. Глаза округлились от удивления, потом наполнились страхом, и в этот же миг Гаспар услышал, как зашелестела листва и захрустели ветки за его спиной — словно шквал пронесся по лесу. Длинная тень взмыла над кустами, и прямо перед собой Гаспар увидел пегую лошадь: она приземлилась на все четыре копыта и ринулась на Обираля.
Секретарь г-на Драпера бросился наутек, но лошадь в два прыжка настигла его и укусила сначала за плечо, а потом — ниже спины. Обираль взвыл и опрометью кинулся бежать по тропе. Он во все горло звал на помощь, но никто его, разумеется, не слышал. Лошадь не отставала и то и дело кусалась, отрывая клочья от его костюма. Гаспар тоже побежал следом: надо же было узнать, чем это кончится.
Обираль совсем обезумел от ужаса; не разбирая дороги, он свернул в лес и вскоре вместе с лошадью скрылся в чаще. Поплутав полчаса, Гаспар вышел на развилку и там увидел пегую лошадь — она преспокойно щипала траву. Обираль исчез. Мальчик тихонько приблизился к лошади: он, конечно, сразу узнал ее. Вообще-то, лошадь как лошадь, ничего особенного. Просто диковатая и с капризами. Верно говорил Никлас: давно убежала от хозяина или заблудилась.
Лошадь между тем подняла голову и встряхнула длинной гривой. Глаза ее поблескивали, словно два ласковых огонька. Она спокойно подпустила мальчика к себе. Гаспар обхватил руками ее шею и зарылся лицом в шелковистую гриву. Если бы она понимала человеческий язык, он сказал бы ей: “Лошадка моя, я никогда больше не увижу Элен. Умчи меня снова, покажи мне прекрасные края, покажи мне леса и Маас, а потом отвези меня к Элен”.
Лошадь не двигалась, словно говоря: я жду, я готова везти тебя. Была не была, решился Гаспар. Но в тот миг, когда он уже занес ногу и оперся руками о спину лошади, та вдруг увернулась и потрусила мелкой рысью по просеке. Мальчик грустно смотрел ей вслед.