Край Основания (Кризис Основания)
Шрифт:
Насколько он мог судить, ее тело было создано скорее для выносливости, чем для грации.
Она смутилась под внимательным взором Спикера, нижняя губа бедняжки задрожала. Он отчетливо почувствовал ее смущение и страх, и ему стало жаль девушку. Ведь она в самом деле помогла ему вчера, и это следовало учесть.
Он сказал, стараясь говорить добрым и мягким тоном:
— Значит, ты хочешь посмотреть... э... Место Ученых?
Она широко раскрыла темные глаза (они, пожалуй, были красивые) и сказала:
— Мастер, не сердитесь, но я пришла
— Ты хочешь быть ученой? — Джиндибела как громом ударило. — Дорогая моя женщина...
Он замолчал. Как можно объяснить бесхитростной фермерше уровень интеллигентности, обучения и ментальной силы, требуемой для того, чтобы стать, как говорят на Транторе, «грамотеем»?
Но Сара Нови горячо продолжала говорить:
— Я быть писатель и читатель. Я читать кучу книг до конца и сначала тоже. И я хотеть быть грамотеем. Я не желаю быть женой фермера, я не быть особа для фермы. Я не выйти за фермера или иметь детей от фермера. — Она подняла голову и гордо добавила:
— Меня просить. Много раз. Я всегда говорить — нет. Вежливо, но — нет.
Джиндибел ясно видел, что она лжет. Ей никто не делал предложения. Но он не подал виду и спросил:
— Как же ты будешь жить, если не выйдешь замуж?
Нови положила ладони на стол:
— Я хочу быть грамотеем. Я не быть фермершей.
— А если я не смогу сделать тебя ученой?
— Тогда я быть никто и ждать смерти. Я быть никто в жизни, если не быть грамотеем.
У него был импульс обыскать ее мозг и найти мотивацию. Но поступить так было не правильно. Спикер не должен развлекаться просмотром беспомощного мозга. Наука и техника ментального контроля, как и всякая другая профессия, имела свой кодекс. Или должна была иметь. Он вдруг пожалел, что ударил мозг проктора.
— А почему тебе не быть фермершей, Нови?
Небольшими манипуляциями, вероятно, можно было добиться ее согласия, а потом внушить какому-нибудь вшивому хэмиш желание жениться на ней. Может быть, это было бы даже и доброе дело. Но это было противопоказано и совершенно немыслимо.
— Нет, — сказала она. — Фермер — ком земли. Он работать с глыбами земли и сам стать глыбой. Если бы я быть фермершей, я тоже стать глыбой земли. У меня не быть времени читать и писать, и я все забыть. Моя голова, — она прижала руки к вискам, — прокиснуть, протухнуть. Нет. Грамотей быть другим. Думающим! Грамотей жить с книгами и с... я забыть, как называть, — она сделала жест, которого Джиндибел не понял бы, если бы ему не подсказало излучение ее мозга.
— Микрофильмы, — сказал он. — Откуда ты знаешь о микрофильмах?
— В книгах я читать про многие вещи, — гордо сказала она.
Джиндибел больше не мог бороться с желанием узнать больше. Она не была обычной хэмиш; но он и подумать не мог о том, что такие бывают. Хэмиш никогда не вербовали, но будь Нови моложе — скажем, лет десяти...
Ерунда! Он не встревожит ее. Он ни в коем случае не должен беспокоить ее, но что толку быть Спикером, если не можешь понаблюдать необычный мозг и увидеть, что в нем. И он сказал:
— Нови, я хочу, чтобы ты посидела минуту спокойно Ничего не говори и не думай о каком-нибудь разговоре. Просто думай, что хочешь спать. Ты поняла?
Ее страх вернулся.
— Зачем я должна так делать, Мастер?
— Потому что я должен подумать, как ты можешь стать ученой.
В конце концов, что бы она там ни читала, она все равно не может знать, что в действительности означает слово «ученый». Следовательно, нужно узнать, что она думает об ученом.
Очень осторожно и бесконечно деликатно он зондировал ее мозг. Он по-настоящему и не прикасался к нему — так человек кладет руку на полированный металл, не оставляя отпечатков пальцев.
Для нее ученый был человеком, всегда читающим книги. Она не имела ни малейшего представления, для чего человек их читает, для нее самой быть ученым — это делать знакомую ей работу: прислуживать, стряпать, выполнять приказания, но на почве университета, где книги доступны, можно иметь время для их чтения и — очень неопределенно — стать «ученой». Иначе говоря, она хотела быть служанкой — его служанкой.
Джиндибел нахмурился. Служанка-хэмиш, некрасивая, неграциозная, невоспитанная, едва грамотная — немыслимо!
Он должен отвлечь ее. Каким-то способом удалить желания, заставить ее согласиться стать фермершей, способом, не оставляющим следов, способом, с которым согласилась бы даже Деларме.
А не подослала ли ее Деларме? Может, это сложный план соблазнить его на вмешательство, чтобы поймать его на этом и потом обвинить?
Нет, вздор! Ему и в самом деле угрожает паранойя. Где-то в одном усике ее мозга струйка ментального потока нуждалась в отклонении. Нужен лишь крошечный толчок.
Правда, это против буквы закона, но вреда не принесет, и никто не заметит.
Он сделал паузу.
Дальше. Дальше. Дальше.
Черт возьми, он почти упустил это!
Неужели он, Джиндибел, жертва иллюзии?
Нет! Когда он сосредоточил свое внимание, он ясно увидел. Тончайший усик был в беспорядке — аномальное состояние. Но он был такой слабый, такой свободно разветвляющийся.
Джиндибел вышел из ее мозга и сказал:
— Нови.
Ее глаза сфокусировались.
— Да, Мастер?
— Ты можешь работать со мной. Я сделаю тебя ученой.
Ее глаза радостно заблестели.
— Мастер...
Он определил сразу: она собиралась упасть ему в ноги. Он положил руку ей на плечо и удержал.
— Не двигайся, Нови. Сиди. Сиди!
Он говорил с ней, как с плохо выдрессированным животным. Увидев, что приказ дошел до нее, он разжал руки и почувствовал твердые мускулы ее плеч.
— Если ты хочешь стать ученой, ты должна вести себя соответственно.
Это значит — ты всегда будешь спокойной, всегда будешь говорить мягко, всегда будешь делать то, что я скажу, и ты должна учиться говорить так, как я. Ты встретишься также с другими учеными. Будешь бояться?