Край забытых богов
Шрифт:
— Лоурэл, ну зачем ты так? Не надо, — видя, что Рин даже головы не поднимает, чтоб возразить, вступаюсь я. — Рин хорошая, правда. А то, что вечно у нас с ней все как-то так выходит, не ее вина, просто…
— У тебя и без Ринхэры все вечно «как-то так выходит», — вздыхает Лоу. — Как и у нее без тебя. Поэтому ваш союз в рамках этой экспедиции меня заранее ужасает.
Подходит, жестом просит нас раздвинуться и садится между.
— Ладно, — снова вздыхает и приобнимает нас обеих за плечи. — Давайте
Лоу умел утешать. И воспитывать. И мы долго беседовали тогда. О Дэле и об Анхене, обо мне и Лоу. И о самой Ринхэре, для которой смерть троюродной (а то и четвероюродной) тетушки оказалась трагедией куда большей, чем она сама ожидала. Больше никто в ее семье ее интерес к людям и желание попасть в Страну Людей не разделял и не поддерживал. И даже на то, чтоб уговорить родителей дать разрешение на участие в экспедиции, ей пришлось потратить не один месяц. Те считали крайне бессмысленным копаться в прахе тех, кому этот мир более не принадлежит, и кто рождается лишь для того, чтоб служить вампирам пищей.
А Рин хотелось. И она все говорила, говорила, словно все еще продолжая свой многомесячный спор с родителями. О необходимости преемственности культур, коль уж они являются преемниками земли. О необходимости родства с этой землей, коль уж она им теперь дом — не только кровного, но и духовного. О необходимости познания сокровенных тайн этой земли, тех, что знали когда-то первые люди этого мира, но давно позабыли, и оттого утратили контроль — и над этой землей, и над судьбой собственной расы…
— Это ж когда ты ей голову-то так заморочил? — подозрительно кошусь я на Лоу. Слишком уж фразы и обороты знакомые. — Та Рин, которую я знала, мечтала открыть портал и свинтить с этой земли куда подальше, предпочтительно в благословенный мир Третьего Солнца, которое не жжет, а лишь способствует легчайшему загару.
— Мы не сможем открыть портал, не познав эту землю, — убежденно продолжает Рин, не дав Лоу и рта раскрыть. — Портал открывается через недра, через природные храмы, через связь с магией этой земли, с человеческой магией — утраченной, забытой…
— По-моему, кто-то слишком перевозбужден с дороги, — все же прерывает ее Лоу. — Я дал распоряжение поставить тебе шатер. На южной окраине лагеря, там как раз Лиринисэн неподалеку, коль уж он так рвется за тобой присматривать. Устроишься, отдохнешь — найди его, он просто жаждет завалить тебя работой.
Она встает и послушно кивает.
— И, Ринхэра… — Лоу выдерживает паузу. — Я надеюсь, ты понимаешь, что есть информация, разглашения которой я тебе не прощу. Ни при каких обстоятельствах.
— Да, конечно, я не скажу. Я вас не подведу, я обещаю.
Уходит. Лоу долго смотрит ей вслед. Как колышется, закрываясь, полотнище шатра, как оседают, танцуя в воздухе, пылинки, попавшие в столб света, льющегося из верхнего окна.
— Ну и за что мне это? — вздыхает наконец. — Мало было у нас проблем…
— Да что ты на нее взъелся? Рин замечательная, — улыбаюсь. Рин — это здорово. — Импульсивная, конечно, — не могу не вздохнуть, от ее обвинений еще слезы на щеках не высохли. — Но ведь она искренняя. И надежная. Она не подведет, не бросит… Вот только с чего она твоими словами заговорила? Летом, помнится, она так тебя ругала, словно ты сам Дракос, из Бездны вылезший.
— Летом возможно, — хмыкнул Лоу. — А осенью я, помнится, храм в Каэродэ восстанавливал. И даже восстановил, что с образом злодея плохо вяжется. А поскольку звала меня Дэлиата, то и жил я в ее доме. Где и имел несчастье познакомиться с сей «замечательной девочкой».
— Почему несчастье? — не поняла я.
— Потому что мое стремительное превращение из злодея в героя оказало фатальные последствия на ее неокрепший мозг, — он встает и начинает нервно расхаживать по шатру.
— Это как? — не поняла я. — Она стала верить каждому твоему слову?
— Хуже, — невесело вздохнул он. — Решила, что я любовь всей ее жизни.
И сказано это было так, словно ничего кошмарнее и быть не может, а я… начала дурацким каким-то смехом давиться. Даже закашляться пыталась, чтоб хоть как-то приличия сохранить, хотя что уж там от вампира скроешь-то?
— И могу я поинтересоваться причинами столь буйной веселости? — остановившись посреди шатра, с совершенно папочкиными интонациями надменно вопросил приемный сын светлейшего авэнэ.
Обиделся. Подошла, коснулась рукой плеча.
— Прости. Ну прости пожалуйста, просто… Мы с ней повздорили как-то… Да даже не повздорили. Она чушь какую-то несла, какой ты гад и урод… Ну я обиделась, и ляпнула, что однажды встретишь его и влюбишься, а он выйдет из твоей спальни, и имени не спросит. Напророчила, словом, — неуместное веселье испарилось, печально стало. — Лоу, что ж у меня всегда так — как глупость какую скажу — обязательно сбудется?
— Ведьма ты у меня, Ларка, — отбросив обиду, Лоу обнял меня и прижал к груди — крепко-крепко. — А с ведьмами люди знаешь, что делали?
Люди — не знаю, а вампир поцеловал. В лобик, но все равно приятно.
— В лес выгоняли и избушку им там ставили. На курьих ножках, — еще и просветил. — Чтоб жить никому не мешали своими пророчествами… Кстати, я действительно ночевал в ее спальне.
— Да кто бы сомневался, — беззлобно фыркнула. Тоже мне, удивил вампир рассказом о сексе.
— А ты следующий раз мысль свою четче формулируй, глядишь, и путное что-нибудь получится, — неожиданно наехал на меня этот герой-любовник. — Спал я там, Лар. Один. Не было у меня с ней секса.