Край забытых богов
Шрифт:
— Ну вот что ты делаешь, несносная ты девчонка? — а сам касается губами виска, проводит пальцами по моим волосам.
— Греюсь. Ты такой теплый.
— Опять знобит? — он заметно напрягается.
— Нет, ничего, нормально. Просто… ты про воду сказал, как-то зябко стало. А ты теплый… Ты сам не заболел? Такое чувство, что у тебя температура…
— Нет, Ларис, моя температура не менялась, — он смотрит на меня очень внимательно. — Что именно ты чувствуешь?
— Тебя, — шепчу мечтательно, забыв обо всем, зарываясь носом куда-то ему под рубашку. — Такое тепло. Яркое. Нежное. Живительное,
— Лара? Лара, Лара, не уплывай, очнись, посмотри на меня!
Смотрю. Или подставляю губы для поцелуя. Но он не целует. Берет мое лицо в ладони и пристально вглядывается в глаза.
— Не надо так, — шепчу пересохшими губами. — Голова начинает кружиться.
— Идем-ка все же на воздух.
Прежде, чем я успеваю возразить, он подхватывает меня на руки и выносит наружу. Вечереет. Солнце закатилось куда-то за деревья, окрасив небо нежно-розовым. Небольшие облака чуть темнеют на этом фоне. В воздухе еще чувствуется зной жаркого дня. Но ветерок несет с реки прохладу, остужая воздух, остужая чувства…
Анхен осторожно ставит меня на ноги, чуть отступает. Немного потерянно смотрю на него, на мир вокруг. Пытаюсь собраться с мыслями. Замечаю, что руки пусты.
— Птичка! — оглядываюсь вокруг. Слишком резко, меня аж заносит.
— Присядь. Сейчас найду, — он даже не удивляется. Убедившись, что я опустилась на валун, скрывается в машине и возвращается с моей находкой. — Держи свою игрушку.
— Это не игрушка, это… — снова хочется плакать. Да что ж со мной такое?
— Так может, расскажешь мне, что же это? Третий день только об этой птичке и думаешь.
— Третий?
— Третий, Лариска, третий, — он тоже присаживается на валун в шаге от меня. Неторопливо застегивает рубашку. — Очень плохо тебе было. Температура зашкаливала, сбить практически не удавалась, ты в сознание не приходила, бредила только. Чуть получше тебе становилось — начинала птичку свою искать. А с ней затихала, засыпала даже.
— Зачем же было все время отнимать? — ревниво интересуюсь.
— Хрупкая вещь. Видимо, очень старая. Побоялся, что случайно сломаешь.
— С чего ты взял, что она старая? Тем более хрупкая? Кость и кость.
— А ты посмотри внимательно. Она уже расслаиваться начала. Видишь? — он опустился возле меня на колени, указывая пальцем на небольшие трещинки, идущие, практически, по всей фигурке. — Бивень растет, словно дерево, его слои в разрезе похожи на древесные кольца…
— Бивень?
— Ну, из обычных костей фигурки не режут, они по структуре не подходят. Вырезают обычно из рога или из бивня. И здесь скорее бивень, причем — очень старый.
— Но, Анхен, бивень… бивни бывают у слонов, а они здесь разве водятся?
— Не водятся. Еще бывают у моржей. Но моржи отсюда столь же далеко на север, как слоны на юг.
— Но тогда почему ты решил?..
— А вот бивни мамонта в этих краях находили, и неоднократно. Как и другие кости. В древности их водилось здесь, видимо, много.
— Но мамонты… это слишком давно. Когда вымер последний мамонт? Десять тысяч лет назад?
— Десять, восемь, шесть… Никогда не интересовался подробностями их биографии. Когда ледник отступил и здесь вместо тундры леса выросли. Впрочем, я и не утверждаю, что твою птичку сделали еще охотники на мамонтов. Найти бивень и вырезать из него фигурку могли абсолютно в любой момент времени, начиная от смерти того самого мамонта и по сей день. Хотя, пока я тебя искал, не заметил ни одного человеческого поселения в пешеходной доступности. Конечно, ее могли потерять проходившие там охотники… Где ты ее вообще нашла?
— Так, где-то, не важно, — известие о том, что людей, вопреки всем моим надеждам, там не было и нет, меня подкосило. А я так верила, так шла. Казалось, что вот, еще немного, за следующей елкой… А их там нет. И та дорога вела в никуда, только заболела еще сильнее. И эта птичка, которая дарила мне надежду, оказалась таким обманом. И нет у меня никого, кроме Анхена. Никого и ничего. А я еще прятаться от него пыталась. И что б со мной было, если бы он меня действительно не нашел?
Размахиваюсь и швыряю глупую птичку прочь. Она падает куда-то меж камней, скрываясь из глаз.
— Ну и зачем? — Анхен вздыхает. — А завтра опять будешь плакать и просить достать.
— Не буду.
Но он все же встает и идет за птичкой. Перекладывает пару валунов, на мой взгляд, совершенно неподъемных, достает из расщелины поделку, возвращается ко мне. Усаживается рядом, прямо на землю, прислоняется спиной к валуну, на котором устроилась я, откидывает голову мне на колени. А птичку не отдает. Все крутит в руках, рассеянно скользя по ней взглядом.
— Как эмоции у тебя сегодня скачут. Совсем измучила тебя эта болезнь, — он вздыхает. — А знаешь, я ведь могу и ошибаться, в костях животных я не специалист.
Может ли вампир ошибиться в том, что людских поселений в округе нет? Вот уж вряд ли.
— Хочешь, мы потом у Лоу спросим, он у нас любитель всевозможных человеческих древностей, и друзей у него много с теми же интересами, — продолжает меж тем Анхен, не отрывая взгляда от маленькой фигурки. — Они нам про эту птичку все расскажут — и из чего она сделана, и когда, и зачем.
— Нам?
— Ну, мне ведь тоже интересно.
Ему? Эта нелепая человеческая птичка? Хотя… если я три дня лежала в бреду, вспоминая только о ней, а он сидел надо мной, вот такой нечесаный… И крутил в руках эту птичку. От грязи ее отмывал, рассматривал… Вот интересно, о чем он думал, рассматривая работу тех, кто для него — не более, чем дикари? Были, есть и будут. А я для него кто? Та же дикарка, только в одежде? Понял ли он, что значила эта вещь для меня? И что она значит для него?
Провожу рукой по его волосам, зарываюсь в них пальцами, запутываюсь.
— Ну вот, меня переодевал, причесывал, а себя забыл? Дай расческу, хоть волосы тебе расчешу…
— Простите, светлейшая дева, я не знал, что вы изволите очнуться именно сейчас, не подготовился. Платья парадного не одел, бантик в волосах не заколол.
— Какой еще… бантик? — фыркаю я. Нет, платьице его я, конечно, видала, Но бантик там в комплекте не шел. Кажется.
— Какой захочешь.
А голос усталый, тусклый И плечи такие… поникшие. А я ведь его разбудила. Выспаться не дала.