Крайняя мера
Шрифт:
Во время суда, когда Фокс произнес роковое слово «невиновен», Сесила на мгновение охватила паника, но он не потерял самообладания и только пристально посмотрел на искалеченного человека на скамье подсудимых. Каждое слово стоило Фоксу неимоверных усилий, но он все-таки пробормотал, что не понял некоторых обвинений, после чего у Сесила отлегло от сердца. Немного поразмыслив, он решил, что Фокс не собирался восставать против воли Сесила, а только хотел защитить замешанных в заговоре католических священников — в частности, отца Гарнета. Тщетная попытка. Гарнет, как и полагается, примет мучительную смерть.
Промозглым холодным утром по улицам Лондона протащили четверых
Жена и дети Эверарда Дигби пристроились у обочины, и когда его поволокли мимо, один из малышей отчаянно закричал: «Папа! Папа!» Толпа на мгновение замерла и прекратила швырять в изменника комья грязи. Интересно, заметил ли мальчик плевки на рубашке и теле отца? Жена Тома Бейтса бросилась к мужу, который, как решил Грэшем, быстро рассказал ей, где спрятаны деньги. Бейтс остался верен себе и не утратил практичности даже перед лицом смерти.
Бедный Дигби, невинное дитя! На суде он выглядел романтичным дурачком, а на эшафоте стал произносить длинную и бессмысленную речь. Но это не помогло. Его почти сразу сняли с виселицы и выпотрошили, когда он оставался в полном сознании. Как только толпа разошлась, по городу поползли слухи. Говорили, что когда палач вырвал из груди Дигби сердце и, подняв его над головой, крикнул: «Вот сердце изменника!» — несчастный, превозмогая боль, прохрипел: «Ты лжешь!» Возможно, кто-то и услышал эти слова, но Грэшем слышал только предсмертные крики. Роберт Уинтер и Джон Грант приняли смерть достойно, а Том Бейтс произнес прощальную речь.
Потом казнили Фокса, Тома Уинтера, который к тому времени достаточно окреп, Амброза Руквуда и Роберта Кейтса. Кейтсу удалось обмануть палача. Как только на него накинули веревку, он стремительно спрыгнул с эшафота, сломав себе шею. Фокса казнили последним. Он промямлил всего несколько слов, из которых стоявший рядом Грэшем различил только «прощение» и «король». Искалеченному Фоксу помогли подняться на эшафот и быстро повесили, аккуратно сломав при этом шею. Такой исход дела несказанно удивил Грэшема. Зачем понадобилось лишать толпу удовольствия посмотреть на мучительную смерть главаря заговорщиков? А может, это не настоящий Фокс? Генри слышал, что вместо умершего на дыбе узника казнили какого-то деревенского дурачка. Впрочем, это уже не имело значения, так как Грэшем твердо знал, что Сесил никогда не оставит Фокса в живых.
Манион сопровождал Грэшема на обе казни.
— Нет в наше время настоящих казней! — недовольно бурчал он и начинал с воодушевлением вспоминать все другие казни, которые ему довелось увидеть в жизни, сравнивая их с казнью восьмерых заговорщиков, словно речь шла о сонетах или пьесах.
Когда заговорщиков по очереди вели на смерть, Манион сосредоточенно жевал пирог с бараниной. Джейн с ними не пошла, заявив, что в ее жизни и без того хватает острых ощущений. А в ночь после первой казни Грэшем застал ее плачущей.
— Почему ты плачешь? — прошептал он, обнимая девушку.
— Я плачу о женщинах и детях, — ответила сквозь рыдания Джейн. — О невинных созданиях, которых лишили наследства, потому что глупые мужчины разрушили их жизнь. Мужчины способны думать только о своем великом деле, оставил после себя безутешных вдов и сирот. А ведь именно они и являются единственным по-настоящему великим делом в жизни мужчины.
Грэшем мог бы возразить, что, не раскрой они заговор вовремя, обездоленных и несчастных вдов и сирот могло быть во много раз больше. Но так ли это на самом деле? Действительно ли погибло бы больше мужчин и осталось больше вдов и сирот, не вмешайся он в это дело? Ведь Сесил все держал под контролем. Фокс остался бы в живых, Перси получил желанный графский титул, и все ограничилось бы казнью нескольких заговорщиков.
Так что полезного сделал Генри Грэшем, помимо того, что отправил Гая Фокса на дыбу, а Томаса Перси в могилу?
Грэшем не спал, слушая, как Джейн время от времени всхлипывает во сне. Действительно ли он сделал выбор Макиавелли, позволив порочному правителю остаться у власти, или же им руководило обычное тщеславие?
Эпилог
Над болотами дул холодный, пронизывающий до костей ветер. Маленькая лодочка, на которой Фрэнсиса Трэшема должны были доставить на баркас, плавно покачивалась на воде, и мерный плеск волн, разбивающихся о ее корпус, нарушал ночную тишину. Генри заблаговременно распустил слух, что собирается отправить беглеца из порта на южном побережье. Интересно было бы взглянуть, что там сейчас творится. Может быть, порт уже оцепили солдаты, идущие по их следу? Нет, вряд ли. Однако это прекрасный способ проверить, чего стоит слово Сесила.
Отца Гарнета арестовали. На суде он пытался защищаться, но у него не было адвоката. Суду короля Якова нет дела до тайны исповеди. Любой верноподданный, узнавший об измене и заговоре, целью которого является убийство короля, обязан немедленно разоблачить злоумышленников, и не важно, где и каким образом он об этом узнал. Гарнета можно было считать покойником с той минуты, как он попал в руки солдат, и он, так же как и судьи, прекрасно это понимал.
Фрэнсис Трэшем выскользнул из рыбачьей хижины, где он поджидал Генри, который вместе со своими людьми осматривал окрестности и обменивался паролем с двумя матросами в лодке. Грэшем сразу же узнал характерный запах насмерть перепуганного человека, смешанный с перегаром от большого количества спиртного, в котором Фрэнсис все эти дни пытался утопить страх. Благодаря участию Сесила в заговоре выкрасть Трэшема из Тауэра не составило большого труда.
— Вот держи, — сказал Генри и бросил Трэшему пакет. Он старался заставить себя говорить громко. — Тут деньги и документы. Теперь тебя зовут Мэтью Брунниндж, и ты можешь беспрепятственно ехать в Испанию. Все договорено. Поздравляю, ты, словно Иисус, воскрес из мертвых.
— Сможет ли он когда-нибудь жить счастливо? — спросила Джейн, прижимаясь к Грэшему, когда они наблюдали за плывущей через залив лодкой.
— Сомневаюсь, — ответил он. — Но разве возможно предугадать, кто именно заживет счастливо?
— Сэр Генри, — обратилась к нему Джейн, отступая на шаг, — думаю, пора мне стать вашей законной супругой.
Впервые Грэшем не смог справиться со своими чувствами и скрыть потрясение. Какой дьявол вселился в эту женщину?! Нашла время говорить о женитьбе! И где? На обдуваемом ветрами берегу графства Норфолк, в окружении врагов, после того как они похитили из Тауэра государственного преступника и врага Короны! Не говоря уже о том, что этот преступник считается умершим от воспаления мочевого пузыря!