Кража по высшему разряду
Шрифт:
— Что ж, возможно, это наилучший финал всей истории, — грустно улыбнулась Изольда. — Круг замкнулся. Когда-то Артемий Саввич поставил печать Русского музея под своим заключением о подлинности картины. А теперь холст оказался там, где ему и положено быть, — в Михайловском дворце. Хорошо, хоть ты послушала нас с Василием Петровичем и Ксеничку и оставила свою дурацкую затею с похищением. Вот был бы номер, если бы ты рисковала головой из-за подделки!
— Не из-за подделки, а из-за вас, тетушка! — поправила родственницу Инна. — В детстве я очень любила сказки братьев Гримм. Волшебный страшноватый мир манил и затягивал в себя,
— А именно?
— Ну, чтобы вы вернули себе наконец семейную реликвию, которую завещал ваш отец. И тогда его трагическая жизнь обрела бы завершение и смысл, а душа, исстрадавшаяся на чужбине, — упокоение.
— Знаешь, Инна, жизнь очень талантливый писатель, — улыбнулась Изольда. Инна вдруг заметила, что ее улыбка больше не выглядит трагической, как при их первой встрече, теперь это была обычная улыбка просто счастливой женщины. — А признак истинного таланта — способность постоянно удивлять, — продолжала тетушка. — Вот жизнь и дописывает за нас наши истории совсем не так, как мы их задумывали. А выдающиеся портреты, как я уже говорила тебе однажды, порой влияют на нашу жизнь самым неожиданным образом.
— То есть? — не поняла Инна.
— Ладно, не буду дольше тебя интриговать: я возвращаюсь в Питер.
— На лето? — осторожно уточнила Инна.
— Нет, навсегда.
Инна выскочила из-за стола, обежала его и обняла Изольду — хрупкую пожилую европейскую даму, так по-русски всхлипывавшую сейчас в мокрый от слез платочек.
Инне хотелось сказать, что она тоже скоро приедет в Питер, что не может долго жить без этого города, как без любимого человека — слегка суховатого, но умного, глубокого и тонкого, — но вместо этого она уткнулась в плечо Изольды и тоже разревелась, как дура. Так они стояли, обнявшись, и ревели на два голоса, по-бабьи. Хорошо, что в кафе, как обычно, было пусто. В этот раз племянница и тетка окончательно убедились в том, что знали давно: Санкт-Петербург, этот город, полный туманов и тайн, никого не отпускает навсегда.
ЖЕ ВУ ЗЕМ, МАДАМ!
Все повторилось, как во сне. Отъезд Инны из Питера оказался очень похожим на ее недавнее расставание с Москвой. Только город в этот раз был другой: «сэр Петербург», смахивавший на чопорного, блестяще образованного, но небогатого интеллигента. Он был мил, но слегка наскучил своими безупречными манерами. А Инна уже с нетерпением ждала встречи с шумной, крикливой, броско и безвкусно одетой, простоватой, но денежной «матушкой-Москвой».
В этот вечер все было так же, как несколько дней назад. Инна, как тогда, тащила по платформе тяжелую сумку, которую она опять не без труда вырвала из худеньких рук Изольды. По пустынному ночному перрону, как и в тот раз, завивалась поземка, а озябшие на ветру пассажиры и провожающие стремились быстрее прошмыгнуть в теплые вагоны.
«Красная стрела» отправлялась через десять минут. Инна расцеловалась с Изольдой и не без труда выпроводила ее из вагона: было уже почти полночь, а пожилой даме предстояла дальняя дорога домой.
Инна осталась одна в купе и, как несколько дней назад, грустно уселась у окна, пытаясь сосредоточиться и подвести итоги. Словно вспомнив о чем-то, она достала из сумочки зеркальце. Отражение, как и в тот раз, оставляло желать лучшего. Синяки под глазами, смазанная губная помада… За несколько дней в Питере она явно не отдохнула и не похорошела. Кто бы сомневался! Как ни крути, вышло, что в Питер она съездила зря. Во-первых, идея с заказной книгой провалилась, значит, надежда разбогатеть в очередной раз растаяла, как дым. Во-вторых, бурный, но краткий роман с Романом тоже растаял в разноцветной дымке театральных прожекторов, оказавшись эффектной обманкой, случайным эпизодом в ее жизни.
Словом, настроение Инны было хуже некуда — как с похмелья после зажигательной вечеринки. Она автоматически попудрила нос и подкрасила губы. И опять расстроилась. Хлопоты вокруг «Портрета графини» тоже ведь оказались напрасными! Если бы заранее знать, что старинный холст давно и прочно прописался в Русском музее! Тогда бы Полина Андреевна не тешила свое самолюбие копией, а Изольда — пустыми мечтами. Да что картина! Даже простое житейское дело оказалось Инне не по силам: она так и не сумела по-родственному помирить Изольду и Марка. Галка и Светлана будут этим обстоятельством весьма недовольны. Похоже, перспектива обрести отчима (а Галке — аж второго) взрослым дочерям Изольды совсем не улыбается. И то, что мать возвращается в Питер, их вряд ли обрадует. Реже будет выбираться к ним в Европу, чтобы пообщаться с внучками и освободить дочерей хотя бы на несколько дней от бытовых забот.
«А может, все обойдется?! Переживут, свыкнутся, обуздают свой эгоизм, лишь бы мать была счастлива», — подумала Инна, поглядывая на метель за окном.
«Мусик, я съездила в Питер совершенно напрасно. Очень устала. Завтра увидимся», — послала она очередную эсэмэску Машке.
«Следи за вещами и билетом», — не замедлила ответить практичная подруга.
На перроне заиграли «Гимн великому городу», и Инна чуть не заплакала. То ли от переживаний последних дней, то ли от усталости. Поезд медленно пополз вдоль перрона.
— Добрый вечер! — Дверь в купе отворилась, и в нее заглянул… Владимир Ильич, собственной персоной!
— Вас-то мне и не хватало! Для полноты картины, — не удержавшись от подколки, искренне обрадовалась Инна.
— Какой еще картины? — не понял он. — Мало вам, что ли, картин было в Питере, Инна Павловна?!
— А такой! Знаете, как бывает, когда складываешь большой пазл и не хватает одного маленького кусочка? Не находится — и все, пазл разваливается! А с вашим приходом пазл сложился: мой нынешний отъезд из Питера стал теперь точь-в-точь таким, как прощание с Москвой. Как говорят французы, дежавю: мы это видели.
— Ну, с французского могли бы мне и не переводить, — улыбнулся Володя, — это мой рабочий язык.
— Так вы что же, в этот раз будете говорить со мной в поезде не на русском ненормативном, а по-французски? — кокетливо улыбнулась Инна. — Это меняет дело. Всегда мечтала познакомиться с истинным французом.
— Уи, мадам! — кивнул Володя. — Бон суар!
— Это добрый вечер, что ли? — догадалась Инна.
— Ну, тогда вы, надеюсь, еще кое-что угадаете, — сказал попутчик и вдруг нервно закашлялся. Он поставил чемоданчик на полку, снял куртку и уселся напротив Инны.