Кража в особо крупных чувствах
Шрифт:
– Ну да, на тебе, боже, что нам негоже, – пробормотал Поварницын. – Евгению много не надо, Евгению можно и старую рухлядь с барского плеча скинуть.
Петр едва сдержался от того, чтобы не выдать какой-либо реакции. Хотя, честно говоря, рука чесалась отвесить профессорскому отпрыску подзатыльник. Да, не повезло веселой вдове с пасынком.
Впрочем, жалеть Элину Конищеву оказалось преждевременно.
– Женя, ты дурак?! – она отшвырнула красивое расшитое полотенце, которое до этого держала в руках. – Да, домик небольшой и не новый, но в нем вполне можно жить. А ты
Лицо Поварницына страдальчески скривлюсь, губы задрожали, а глаза подозрительно заблестели. Теперь уже он схватил Элину Конищеву за руку.
– Элечка, прости меня, дурака, прости, пожалуйста! – из заблестевших глаз побежали крупные слезы. Петр все же не сдержался и поморщился. Слезы он переносил плохо. А уж мужские – это и вовсе было выше его понимания.
– Все, Женя, хватит! – с нажимом произнесла Элина Конищева. – Давайте пить чай.
– Мы пьем кофе, – наконец подал голос Петр.
Мачеха и пасынок уставились на него так, словно и в самом деле забыли на время спора о существовании третьего за столом.
– А… эм… простите, – шмыгнул носом Поварницын. – Скажите, я и в самом деле… в розыске? Вы меня арестуете?
Петр какое-то время смотрел на профессорского отпрыска. Нос розовый, щеки пухлые, глазки голубенькие. Не человек – поросенок. Или младенец. Детский сад, штаны на лямках. Младенец двадцати шести годков от роду.
Внешность, конечно, бывает обманчива. Но, исходя из того, что сегодня Петр увидел и, главное, услышал, напрашивались два варианта.
Либо Поварницын и в самом деле не виноват – потому что в завещании он оказался обделен, а убить отца из-за альбома офортов у него явно кишка тонка. Надо бы проверить, конечно, насколько Поварницын разбирается в предметах искусства. По образованию он какой-то бесполезный менеджер. Либо… Версия с убийством по причине ссоры с отцом и в состоянии аффекта выглядела сейчас совсем слабенькой. Тут кишка тонка еще меньше. Впрочем, и эту версию проработать все же стоит. Как и все остальные. И, главное, надо узнать про алиби.
– Нет, арестовывать я вас не буду. А вот допросить – обязан.
– Сейчас? – Поварницын выглядел испуганным. – Вы меня будете допрашивать сейчас?
Петр не торопился с ответом. Допрашивать мачеху и пасынка лучше по раздельности. И можно, скажем, вызвать Поварницына к себе завтра. Правда, за эти сутки милые родственнички могут о чем-то между собой сговориться – если им есть что скрывать, конечно. С другой стороны, что им мешало сговориться раньше? А к вдове в свете всего только что произошедшего у Петра возникли новые вопросы – в компанию к уже накопившимся. Вот с ней точно надо беседовать сейчас. По горячим следам. В этой паре главная – именно она. А Евгений себя до завтрашнего дня может так накрутить, что это им и на руку. Им…Точно.
– Одну минуту, – Петр достал телефон, набрал Арсения.
– Сеня, ты на месте? Отлично. К тебе сейчас подъедет Евгений Поварницын. Для дачи показаний. Да-да, тот самый. Добровольно явился, как законопослушный гражданин. Розыск? Ну это смотря,
Поварницын сидел напротив бледнее бледного. Петр полез во внутренний карман пиджака, в целях информирования населения сверкнув заплечной кобурой.
– Вот вам повестка на всякий случай. Адрес указан на обратной стороне. Вас ждет лейтенант Кораблёв.
– Сейчас? – пролепетал Поварницын.
– Сейчас. Зачем же терять время, раз нас с вами свел такой счастливый случай. А я пока побеседую с Элиной Константиновной.
Прощанию родственников Пётр мешать не стал, и, пока Конищева провожала своего пасынка, пил остывший кофе.
– Элина Константиновна, почему вы ничего не сообщили о Евгении Поварницыне?
– А вы о нем не спрашивали.
Конищева сидела напротив Петра, с идеально ровной спиной, и всем видом демонстрировала недовольство. Петр это недовольство привычно игнорировал. Его персона редко вызывала у людей положительные эмоции.
– Я у вас спрашивал, кто бывал в гостях в вашем доме.
– Ответ тот же.
– Я верно понимаю, что Евгений Поварницын ни разу не бывал у вас дома?
– Верно понимаете.
– Тогда откуда вы его знаете?
– Сегодня я увидела Женю в первый раз.
Однако. Какой любопытный разговор у них вырисовывается. Не зря Петр сюда приехал. А, главное, Поварницына за шиворот поймал.
– Видели? Но это не ваш первый контакт?
– Нет, – резко ответила Конищева. Она встала, прошла в другую комнату, вернулась с пачкой сигарет и коробком спичек, чиркнула спичкой и закурила. Такой изящной аристократической внешности, как у нее, подошли бы тонкие коричневые сигареты. Но курила Конищева что-то, больше похожее на папиросу. Петр покосился на брошенную на стол пачку. Ого.
– Их курил Сталин.
– Вы феноменально образованы, – фыркнула Конищева, выпуская длинную струю дыма. – А еще про них писал Маяковский. Любым сигаретам дает фор «Герцеговина-Флор».
– Это вы феноменально образованы, Элина Константиновна. Итак, каковы были ваши отношения с Евгением Поварницыным?
Только не говори, что он твой любовник, не разочаровывай меня. Для такой, как ты, это просто позор.
– Я знала, что у Валентина Самуиловича есть сын от первого брака, – начала она отрывисто. – Я знала, что у них не… что у них сложные отношения, словом. Я слышала пару раз, как Валентин Самуилович разговаривал по телефону с Женей. Это был такой разговор… – она задумчиво потерла нос. Исключительно прехорошенький, если верить Арсению. – Это каждый раз был напряженный разговор.
– Ссора? – подсказал Петр.
– Наверное, – рассеянно согласилась Элина Конищева. – Я пару раз заводила разговор о том, чтобы пригласить Женю к нам, чтобы познакомиться с ним. Я хотела как-то… как-то изменить эту ситуацию, понимаете?
– Понимаю.
– Но Валентин Самуилович был против такого. И я… я не стала настаивать.
– Вы знали, как выглядит Евгений Поварницын?
– Да, Валентин Самуилович показывал мне фотографии.
– Так, – подбодрил Конищеву Петр. – Что дальше?