Кремль 2222. Петербург
Шрифт:
Утробно ворчащие «миниганы» взвыли, приняв на электромоторы двойную нагрузку. Я понимал – за счет увеличения темпа скорострельности до максимума, патроны в коробах стремительно тают. Но выбора не было. Редут неотвратимо надвигался на меня, и единственным способом не убить себя о земляную стену было проковырять в ней дыру, достаточную для того, чтобы прорваться внутрь укрепления.
Только вот передо мной был редут, которому по статусу фортификационного сооружения положено иметь перед стеной ров. Когда летишь на байке прямо на стену, края того рва не видно. Но я слишком сильно уважал историю военного искусства, чтобы не догадываться об этой ловушке, потому заранее присмотрел
Панцирь оказался ржавым.
Я прямо ощутил, как он проминается, проваливается внутрь под весом моего мотоцикла. Но мгновение, необходимое для взлета, он продержался и уже где-то за моей спиной осыпался на землю кусками проржавевшего металла.
А я летел надо рвом прямо на стену, которую неистово грызли мои пулеметы…
Я врезался в пробитый свинцом узкий тоннель, как клинок в ножны, осознавая, что еще немного, и слежавшаяся земля просто обвалится вниз под собственным весом, похоронив меня заживо. Но это был единственный путь, и я очень надеялся, что у меня все получится…
Она сыпалась, отваливалась вниз целыми пластами. Но скорость была достаточно велика, как и вес мотоцикла, а пулеметы все еще работали. Какое-то время, показавшееся мне бесконечно долгим, мощный прожектор байка упирался в сплошную могильную темень… которую вдруг разорвал сноп солнечных лучей, ударивший мне прямо в стекло защитного шлема.
Мотоцикл с надсадным ревом вырвался из земляной могилы, и в грязное зеркало заднего вида я мельком увидел, как позади меня проседает вниз неслабый участок стены и как втыкается в землю дулом вниз упавшая сверху пушка. Но это было уже прошлым, оставшимся за спиной, как и трупы мертвецов, размазанные по проспекту.
Главное было впереди.
Прямо посреди квадратного редута, сложив на груди уродливые трехпалые лапки, стоял тощий, жилистый мутант, карикатурно похожий на своего брата, которому я отрубил голову в красном Поле смерти. Этот был пониже ростом, поуже в плечах, но с толстенной шеей, которую венчали две головы, сросшиеся височной частью. И сверху – уши. Большие и заостренные кверху, как у летучей мыши, повернутые в мою сторону.
Он был похож на братца, этот Оператор с двумя сросшимися головами. Можно сказать, похож глазами. Те же стрекозиные фасетки, только по одной, здоровенной такой, на каждую голову. Немигающие насекомьи гляделки, каждая занимающая большую часть гладкой, кожистой морды. Вместо носов – две крохотные дырочки, под которыми кривились презрительно безгубые щели ртов.
«Ментально… в два раза сильнее брата…» – пронеслось у меня в голове… вместе с осознанием того, что пулеметы молчат. Патроны кончились, лишь по инерции вхолостую вращались блоки стволов, недовольно гудя, словно пара разозленных шмелей.
«Ты сам пришел ко мне, хомо, – прошелестело у меня в голове. – Это правильно. Глупо бегать от своей судьбы, лучше самому идти ей навстречу».
Перед моими глазами мгновенно повисла мутная, плотная пелена, похожая на давешнюю паутину сообразительного паука-мутанта. Краем сознания я понимал, что мотоцикл неумолимо останавливается, потому что я изо всех сил жму одновременно на рычаг переднего тормоза и ногой – на педаль заднего… Но я ничего не мог с собой поделать. Мягкая, но непреодолимая пелена чужой воли управляла
А шепот становился все громче, подавляя во мне все, что было мной, прессуя, втаптывая, размазывая тонкой пленкой мой разум. Этот шепот гремел во мне, превратившись в грохочущий крик, подобный реву водопада:
«Из тебя получатся отличные воины! Идеальные воины!! Я расчленю твое тело, разделю твой мозг и твою душу между моими детьми, вложу в каждого по частичке тебя!!! Ты будешь в каждом из них, наполняя мои создания бесстрашием и волей к победе!!!»
От этого оглушающего крика, звучавшего во мне, хотелось рухнуть на колени, преклониться перед величием всесильного господина, почувствовать себя букашкой в тени его могущества. Хотелось безумно, до дрожи в коленях, до восхищенного стона, готового сорваться с моих губ…
Я медленно отпустил рычаг тормоза. Я не препятствовал моему телу и разуму испытывать восхищение перед созданием, способным беззвучным, подавляющим волю жутким ревом заставлять ползать перед собой любое живое существо. Но это искусственно наведенное обожание не помешало мне вытащить из чехла ППС, указательным пальцем толкнуть вперед предохранитель и выпустить в мутанта весь магазин до последнего патрона. Просто слишком сильно ненавижу я, когда на меня пытаются кричать. При этом в таких случаях я не отвечаю, пропуская мимо себя чужую ярость. И даже если при этом меня попытаются унизить, втоптать в грязь, я не буду орать в ответ или как-то еще показывать, что мне это не нравится, а подойду и дам в морду. А в случае, если чужая агрессия угрожает моей жизни, просто убью излишне эмоционального урода. К сожалению, зачистка уродов это единственное, что у меня получается лучше всего.
Фасеточный был слишком уверен в собственной силе и слишком поздно дернулся, пытаясь уйти от очереди и одновременно бросить на меня своих мертвецов, замерших неподалеку…
Плохо получилось и то, и другое. Вернее, не получилось совсем. Обе его гигантские фасетки лопнули, брызнув во все стороны гнойно-желтой жижей. Мутант рухнул на спину, одна из простреленных голов при этом раскололась, словно гнилой орех. А куклы Оператора пробежали несколько шагов и, оставшись без корректировки, замерли на месте, тупо уставившись перед собой и нерешительно покачивая лапами, занесенными для смертельного удара.
Я сильно куснул себя за губу – боль всегда помогает быстрее прийти в себя что после удара под дых или в челюсть, что после ментальной атаки. Ну да, пелена перед глазами стала прозрачнее, и почти сразу исчезло нелепое желание ползать на коленях перед кем-либо. Я аж невольно поежился. Настолько мерзкое и липкое это ощущение, что после того, как от него освободился, хочется не просто сунуть голову под холодный душ, но и промыть ее изнутри, хорошенько прополоскав мозг самому себе. А потом еще и руки помыть раза три с антисептическим мылом, будто прикоснулся к чему-то очень паскудному и заразному, которое с первого раза не отмоешь.
А потом боль накатила. Тупая. Хоть и в навороченном бронекостюме я был, а все же осколком гранаты и картечью чуть ли не в упор получить мало приятного. Но руки-ноги двигались, значит, переломов нет и дело закончится лишь глобальными синяками. То есть, ничего страшного. Оцениваем обстановку и решаем, что делать дальше.
С трупов, лишенных ментальной поддержки Оператора, уже вполне ожидаемо начинала отслаиваться чужая нарощенная плоть. Хоть и выглядели монстры поприличнее тех, что были на кладбище, но суть-то одна. Без шефа эти боевые машины долго не живут, на что и был расчет, когда я в одиночку штурмовал редут, – и, признаться, очень рад, что этот штурм удался.