Кремлевская жена
Шрифт:
Я свернула направо и помчалась вверх по проспекту Маркса. На площади Дзержинского – еще раз направо! Сирена ревет-завывает…
Машины, уступая мне путь, прыскают в разные стороны… А на заднем сиденье возится Саша с кляпом во рту… Но теперь он мой, мой!!! Милый, я спасла тебя! Ах, как это прекрасно – спасать возлюбленного! Быстрей! Дорогу «неотложке»!..
Два милиционера с ошалелыми лицами бегут ко мне от здания ЦК КПСС на Старой площади, на ходу останавливают все движение – думают, что я спешу в ЦК за каким-нибудь больным – партийным «шишкой». Но я проскакиваю мимо них, сворачиваю к площади Ногина и –
В районе Солянки полно горбатых, кривых и кривоколенных переулков, и я ныряю сначала в один из них, потом сворачиваю во второй, третий… Стоп! Пора смываться!
В пустом и замусоренном переулке я загоняю машину под узкую и длинную арку какого-то старого дома, выскакиваю из кабины, сдергиваю с себя халат, открываю заднюю дверцу и первым делом вытаскиваю кляп у Саши изо рта. Он жадно ловит воздух открытым ртом, а я нетерпеливо сую ключ в наручники.
– Сейчас, дорогой, потерпи…
Я расстегиваю стальные наручники и вдруг слышу:
– Какого черта вы меня увезли?!
– Что?!
Саша выдернул руки из-за спины, повернулся ко мне, и теперь я увидела его лицо. Оно было белым от бешенства.
– Зачем?! – крикнул он, сверкая белками. – Зачем вы меня все время увозите из милиции?!
Я обалдела:
– Саша, но тебя же посадят! В тюрьму! В психушку!
– Да! Конечно! И пусть! Я хочу в тюрьму! Вместе со всеми! А вы меня забираете, как будто я ваш стукач! Но я не буду на вас работать! Не буду! Имейте в виду!
И только тут до меня дошло: утром, увидев мой милицейский китель, этот мальчишка решил, что его вчерашнее вызволение из-под ареста и сегодняшнее похищение от оперов – это спектакль!
– Дурак… – сказала я огорченно. – Ты думаешь, я вербую тебя, что ли?
– Конечно! – крикнул он в бешенстве. – Коньяк! Завтрак! Но я не буду на вас работать!
Он стоял рядом со мной в полутемном подъезде – высокий мальчик с посиневшими от наручников кистями рук, белый от гнева и красивый, как никогда раньше. Сливовый омут его глаз просветлел от злости, и я чуть было не зацеловала его прямо здесь, в подъезде…
Но где-то рядом хлопнула дверь, я пришла в себя, оглянулась, сказала поспешно:
– Пойдем отсюда. Быстрей!
Я не стала ничего объяснять. Действительно, куда я могла его спрятать от моей родной вездесущей милиции?! Разве что на несколько часов… Двумя руками я ухватила низ его спортивной безрукавки с идиотским призывом «Свободу арестованным демократам!» и рывком потянула ее вверх.
– Зачем? – замычал Саша.
– Снимай! Снимай!
Я стянула с него безрукавку, вывернула ее наизнанку и опять надела на его худое костлявое тело. Теперь проступающие изнутри буквы можно было легло принять за какую-то иностранную надпись, и в таком виде уже можно было показаться с Сашей на улице.
– Пошли! – приказала я.
– Куда? – снова спросил Саша подозрительно.
– А куда ты хочешь?
– Я хочу в тюрьму, к своим…
– Хорошо, поедем в тюрьму, – сказала я, жестко взяла его за руку, как мальчишку, и решительным шагом вывела из подъезда на улицу. Он повиновался и шел рядом со
Синий «жигуленок» остановился, прижавшись к бордюру. За рулем сидел пожилой мужчина еврейской наружности и с бородкой.
– Куда прикажете, товарищ старший лейтенант? – спросил он светски.
Я открыла заднюю дверцу «жигуленка», подтолкнула Сашу в машину и быстро села рядом с ним.
– Гостиница «Пекин», – сказала я водителю. – Быстрей, пожалуйста!
– Почему? Я же хочу… – начал было Саша, но я зажала ему рот ладонью.
– Молчи! – сказала я и усмехнулась. – Сначала я отдам тебе долг! Я же твоя должница – ты меня лечил вчера. Вот отдам тебе долг, а потом пойдешь… куда хочешь. – И повернулась к водителю: – Поехали!
И тут мимо нас с воем промчались две милицейские «волги».
– Ваши, – сказал мне водитель. – Ищут кого-то…
– Ничего, поехали, – сказала я.
20
13.06
И опять – «Пекин», пятый этаж, 512-й номер.
Я заперла дверь на ключ, быстро подошла к окну и задернула тяжелую штору. Там, во дворе гостиницы, уже не было ни толпы, ни фургона с надписью «ХОЗТОВАРЫ», но группы людей еще базарили между собой, выменивая друг у друга импортную «Антимоль». Но мне сейчас было не до них и даже не до этого фонаря на столбе, лампа от которого так и осталась в «бардачке» брошенной мной «неотложки». Честно говоря, я в эту минуту и не вспомнила о той лампе, потому что внутри меня все горело. Не знаю, как у других, но у меня это так. Я могу стоять, как скала, я могу не дать самому Роберту Редфорду или даже Боярскому, но если я захотела кого-то, то это как затмение мозгов, как лихорадка и обморок. И сейчас было то же самое, даже еще сильней. «Этот мальчик обречен, – лихорадочно думала я, – он залетит в ИТУ, как бабочка на огонь, но я, я оставлю след в его жизни!..»
Узкий луч света пробился из-под шторы, но я быстро подоткнула ее, и в номере стало совсем темно.
– Вы что? – испуганно спросил Саша, стоя у двери. – Вы будете меня пытать?
– Да… – усмехнулась я и подошла к нему, чувствуя, как до краев полна нежностью и желанием – аж матка дрожит. И одним движением рук стянула с него черную безрукавку с дурацким призывом о демократах.
– Но почему?.. – сказал он.
Он стоял передо мной – высокий и худенький олененок.
– Молчи, глупый… – Я медленно повела ладонью по его груди. – Нам некогда…
Мои руки ушли вниз, расстегнули его джинсы и потянули их вниз вместе с трусами-плавками.
– Зачем?! Что вы делаете?! – Он судорожно прикрыл свой пах двумя руками.
– Тихо, милый, тихо… – Я опустилась на колени и с усилием развела его руки.
– Что вы хотите? Что вы…
Но тут он, кажется, понял, что я делаю. И умолк ошалело.
«То-то! – радостно подумала я. – Мой дорогой, мой милый, мой московский ангелочек! Конечно, я сошла с ума, конечно! Но и хрен с ним! Я покажу тебе небо в алмазах, я покажу тебе все, что умею и знаю, я сделаю тебя мужчиной!»