Кремлевская жена
Шрифт:
– Да здравствует перестройка!.. Масонов и жидов – вон из России!..
В дверях при выходе стояли трое «афганцев» со значками «Георгий Победоносец» на груди. Они открыли мне дверь, следом за мной вышла из зала какая-то пара, девушка юркнула в сортир, парень остался ждать ее в коридоре, покуривая. А я огляделась в поисках Чарыто. Но коридор был пуст, только рядом с парадным входом, за столиком с телефоном сидела пожилая, с острым личиком вахтерша. Из китайского термоса она наливала чай в глубокое блюдечко и пила его, громко всхлюпывая. Я подошла к ней.
– Здравствуйте.
Старуха глянула на меня своими крысиными глазками, громко отхлебнула еще чаю, а потом сказала:
– Оба-два – у двести шешнадцатой…
– Спасибо.
– А эхто… – вдруг задержала меня вахтерша. – От у моей суседки две комнаты. А она жидовка. У ней муж сорок лет назад помер, а у ей все две комнаты. Когда уже дадут команду у ей комнату отнять? Я сорок лет жду…
Мне стало не по себе. Я повернулась и пошла прочь. А из зала все летел рев голосов. Но я вдруг подумала: интересно, что сказал бы на это Саша? Жаль, я не спросила его про «Память». Он умный, он бы мне объяснил, почему я только что орала со всем залом, как ненормальная… Комната номер 216 оказалась на втором этаже. Из-за двери слышался нечастый стук пишущей машинки. Я постучала и услышала громкое:
– Войдите!
Толкнув дверь, я оказалась в густо накуренной комнате, которая, очевидно, была вовсе не жилой, а не то штабом дружинников, не то советом общежития. На стенах висели антиалкогольные плакаты, а в центре зала за столом сидели шестеро парней – четверо в гимнастерках и два чернорубашечника. Николай Чарыто, зажав во рту сигарету и морщась от дыма, печатал на старенькой пишмашинке, диктуя вслух сам себе:
– …И просим зарегистрировать как филиал «Памяти». – Тут он вопросительно повернулся ко мне: – Слушаем вас…
– Я ищу Николая Чарыто и Вадима Булкина. Чарыто – это, наверно, вы, а Булкин…
– А Булкин – вот, – улыбнулся Чарыто и показал на молодого, с пепельными усиками и с косой челкой парня в черной рубашке с вышитым на груди серебряным колоколом. – А вы по какому вопросу?
– Мне нужно с вами поговорить… – ответила я уклончиво, отмечая про себя, что оба они вовсе не похожи на того шоферюгу автокрана – как его? Запарин, – с которым я имела дело утром. Этим – Чарыто и Булкину – было по 22–23 года, лица – чистые и светлоглазые, как с комсомольских плакатов. У Чарыто на гимнастерке ордена Красной Звезды и Боевого Красного Знамени, а у Булкина на черной рубашке, рядом с вышитым серебряным колоколом – две короткие орденские колодки с полосатым набором, обозначающим орден «Славы», медаль «За боевые заслуги» и боевое ранение.
– Вы не могли бы подождать две минуты? – сказал мне Чарыто. – Мы уже заканчиваем. Присядьте пока…
Я села на диван у окна, а они продолжали работу, нещадно куря. Судя по тексту, который они обсуждали перед тем, как Чарыто его печатал, они готовили решение собрания о создании здесь, в рабочем общежитии, районного филиала патриотического общества «Память». В руководство филиалом выдвигались Николай Чарыто, Вадим Булкин и еще девять человек – часть
Закончив, Чарыто вытащил лист бумаги из пишмашинки, отдал кому-то и сказал:
– Идите. Мы скоро…
И все, кроме Чарыто и Булкина, вышли из комнаты, а Чарыто повернулся ко мне вместе со стулом и сказал с улыбкой:
– Слушаем вас. Подсаживайтесь, пожалуйста.
Я встала с дивана и в некотором замешательстве подошла к окну. Открытые, доброжелательные лица Николая Чарыто и Вадима Булкина, их выцветшие под афганским солнцем гимнастерки и, наконец, их боевые ордена – все это пошатнуло мою уверенность в том, что это они выкрали из «Пекина» американку Стефанию Грилл и прячут ее где-нибудь тут в подвале общежития, накачивая водкой и наркотиками. И мне даже пришлось сделать над собой какое-то внутреннее усилие, чтобы начать разговор.
– Значит, так, ребята… – сказала я. – Я из уголовного розыска, моя фамилия Ковина. А вы работаете в гараже номер 2, набережная Туполева, 49, – не так ли?
– Так точно… – сказал Булкин, а Чарыто лишь кивнул головой, глядя на меня открытым и спокойным взглядом.
– И вы обслуживаете центр Москвы – улицу Горького, площадь Маяковского, улицу Гашека и все соседние, да?
– Так точно, – снова по-армейски подтвердил Булкин, трогая свои тонкие ефрейторские усики.
– И вы дежурили по этому району пять дней назад, в ночь с шестого на седьмое сентября, верно?
Булкин быстро глянул на Чарыто, и одного этого взгляда мне стало достаточно, чтобы понять, что я все-таки на верном пути. Но теперь ответил Николай Чарыто.
– Да, конечно, – сказал он, широко улыбнувшись. – Мы дежурили в ночь с шестого на седьмое…
– А вы не помните, где именно вы производили замену светильников в это дежурство?
– Ну, все я не помню… – сказал Чарыто и посмотрел на Булкина: – Ты помнишь? – И тут же повернулся ко мне: – Но это можно у диспетчера автопарка посмотреть, по заявкам.
– Я смотрела, – сказала я, понимая, что у меня есть лишь один путь поймать их в ловушку – блефануть. И я бросила первую карту: – Но в журнале заявок пропущено одно место, где вы были в ту ночь…
– Это какое ж? – спросил Булкин, он был явно нетерпеливее своего спокойного приятеля.
– Двор гостиницы «Пекин», – сказала я, пристально наблюдая за реакцией обоих.
Но похоже, они уже догадались, о чем пойдет речь, и теперь их лица выражали полную невинность и недоумение. Булкин даже воскликнул с изумлением:
– Двор «Пекина»?!
И это изумление тоже выдало их, потому что нормальной реакцией должна быть простая попытка вспомнить: где это – двор «Пекина», заезжали мы туда или нет?
– Понятно, – сказала я. – Теперь я вам вот что скажу, ребята. Вы прошли Афганистан, вы армейские люди, и я хочу говорить с вами по-военному – без выкрутасов. Хорошо?
– Да, пожалуйста… – сказал Чарыто.
– Первое. Врать вы не умеете и притворяться тоже. И не надо. Скажите мне, где находится Стефания Грилл, и я вам обещаю…