Кремлевские призраки
Шрифт:
14. И спросил его человек: как быть мне достойным царства обездоленных?
15. И сказал он: прокляни отца своего и мать свою. И будешь достоин царства.
16. И проклял. И стал учеником его. И пошел с ним.
17. А он ждал удобного времени, ибо смута нарастала.
Глава 7.
1. И наступил его час. И власть упала ему в руки подобно перезрелому плоду.
2. И стал править, утверждая царство обездоленных.
3. И отделил недостойных от достойных.
4. И учил: только ненависть к недостойным и твердость
5. И приказал лишить недостойных жизни подобно сорнякам.
6. И были лишены. И стоял скрежет зубовный.
7. Тридцать и три раза отделял недостойных от достойных, дабы никто из первых не оказался среди вторых. Дабы лишь достойные попали в царство.
8. И начал строить царство обездоленных.
9. Но не дал человекам ни земли, ни свободы.
10. И недовольные были. И становились достойные недостойными. И уходили.
11. И земля не рожала хлеб. И был голод.
12. Так продолжалось годы.
Глава 8.
1. И не смог. И дал послабление человекам.
2. И стала земля рожать хлеб. И перестал быть голод.
3. И сомнение охватило его. Через это занемог он. И стал расслабленным.
4. И пришел на место его ученик его.
5. И сказал: я не есмь сам по себе. Я есмь продолжение.
6. И сказал: все плохое чрез недостойных есть. Всякий, кто недоволен, есть недостойный.
7. И сказал: в твердости сила и спасение.
8. И правил.
9. А он пребывал расслабленным. И приходили лекари, и не помогли.
10. И пришла к нему смерть.
11. И когда умирал, услышал Голос Любящего Нас, и Голос сказал ему: семьдесят и еще трижды по семь лет не похоронят тебя. И будет страдать душа твоя. И будет каждый год как тысяча. Ты сам себе уготовил сие испытание. Ибо ты есть путь, ведущий в никуда.
12. И было так.
Муханов положил листки на стол, и тут у него мелькнула невероятная, шальная мысль: рукопись написал… не человек. Призрак. Быть может, Ленина. Муханов устыдился подобного вывода: что за вздор! Придет же такое в голову. Но потом вспомнил – странные случаи уже происходили. В октябре двадцать третьего Ленин появился здесь, в Кремле. Никто не знал о предстоящем визите, никто не готовился. Кремлевские сотрудники были поражены, увидев вождя мирового пролетариата сначала снаружи, на Ивановской, а потом в бесконечных коридорах казаковского здания. Его видели многие, но позже выяснилось, что Ленин не покидал и не мог покинуть Горки. Случай пытались замолчать. Безуспешно. Вся Москва говорила об этом.
Что означает странная рукопись? Попытка предостеречь? Подсказать? Объяснить? И почему она попала к нему? Случайность? Он чувствовал – нет. Причина? Может быть, прошлое?
Он был коммунистом. Но ведь не подличал, не обманывал. Скорее, обманывался. Верил в справедливость, в равенство. И помогал их попирать, сам того не ведая.
Из партии он ушел только в девяностом. Было у него чувство вины. То чувство, которое, как он полагал, должен испытывать любой порядочный человек. Он, Муханов, причастен к тому, что
Он подумал, что рукопись – и в самом деле откровение. Но запоздалое, напрасное. Что оно сейчас меняет? Ничего. Муханов аккуратно сложил листки и спрятал в стол.
На следующий день они исчезли.
VI. Ошибка гения
– Вы только не пугайтесь, – проговорил странный, сдавленный, слабый голос, и в темном углу кабинета, на фоне старых напольных часов Кривенко увидел силуэт: лицо с бородкой, лысину, старомодный костюм-троечку. Он кого-то напоминал, этот нечеткий силуэт. Голос повторил: – Не пугайтесь.
Кривенко вовсе не собирался пугаться. Он, пытавшийся уснуть на уютном кожаном диване, оставшемся в кабинете еще со времен Молотова, ругавший президента – выпустил указ, который поставил страну на уши, а другим теперь отдувайся, дежурь по ночам, – он лишь озадачился: откуда в запертом помещении этот мужик? И тут до него дошло – не может здесь никого быть! Сонливость мигом улетучилась, колючий холод сковал грудь. Кривенко резким движением сел на диване. И вновь услышал:
– Не пугайтесь, прошу вас. Я не сделаю вам ничего плохого.
Свет горел в приемной, двойные двери в которую была распахнуты. Туда собирался бежать Кривенко, но подумал: «Перехватит».
– Кто это? – скорее выдохнул, чем сказал он.
– Ульянов, – прозвучало в ответ. – Владимир Ильич.
– Кто?!
– Ленин.
Тут Кривенко решил, что сон продолжается. Мало ли что может присниться. Даже Ленин.
– Простите, но я вам не снюсь, – смущенно проговорил тот, кто виднелся на фоне часов.
– Откуда вы?
– Этажом выше моя квартира, – Ленин показал рукой наверх. – Собственно говоря, я там… Но заглядываю по-соседски.
– Что вы хотите?
– Ничего, – поспешно сказал Ленин. – Поговорить. Знаете ли, ужасно скучно. Так хочется пообщаться. Но ведь проблема. Женщины особенно боятся. Только попытаешься обратиться – в обморок. Да и мужчины частенько не лучше. Так что я уж не лезу. Но вы человек крепкий. Я давно понял. А кроме того, исполнительный. Это особенно важно в том деле, с которым я хочу к вам обратиться.
Чего действительно нельзя было отнять у Кривенко, так это исполнительности. Сказывались годы работы в аппарате Центрального комитета КПСС, куда, между прочим, он попал совершенно случайно. Повезло. Зато все остальное – своим трудом. Как говорится, потом и кровью. Но почему этот призрак знает?
– Вы что, следите за нами?
– Так, наблюдаю, – произнес Ленин.
Кривенко с беспокойством вспомнил, как он тискал по вечерам одну молодую сотрудницу. А потом было такое, что вспоминать страшно… И вновь зазвучал слабый голос:
– Да вы не беспокойтесь. Что тут, собственно говоря, страшного? Дело житейское. И потом, я никому. Можете быть уверены.
Чуть помедлив, Кривенко сказал обреченным голосом:
– Ладно. Что вам от меня надо?
Фигура Ленина чуть приблизилась.