Кремлевские жены
Шрифт:
— Аллилуева, Аллилуева, жена Сталина, жена… — прошелестело по трибунам. Глаза Кати заметались между колонн демонстрантов, и она увидела: «Надежда Аллилуева шла со своей Промакадемией в первом ряду — под знаменами. Она бросалась в глаза — высокая, в распахнутом пальто, хотя было холодно, улыбалась и смеялась, что-то говорила своим спутникам, смотрела в сторону Мавзолея, махала рукой, ее белое мраморное лицо было прекрасно. Взмах руки был царственный. Она была вся… лучезарная».
Под крики здравицы товарищу Сталину его жена Надежда Сергеевна прошла Красную площадь, свернула, оторвавшись
Обычные волнения заботливой жены…
На следующий день был вечерний прием в честь праздника, завершившийся для узкого кремлевского круга вечеринкой в квартире Ворошилова, откуда Сталин и Надежда Сергеевна вернулись домой не вместе и в разное время. Она — пораньше, он — очень поздно.
Они спали порознь: она — в спальне, он — у себя в кабинете или в маленькой комнатке при столовой, возле правительственного телефона. Этот телефон стал обязательным приложением к главе государства. Он мог зазвонить в любую минуту, но звонить могли лишь особо доверенные люди, в особо экстренных случаях. Цвет телефона был определен раз и навсегда — красный.
Экономка по заведенной привычке утром пришла будить Надежду Сергеевну и нашла ее на полу возле кровати в луже крови. Рядом — маленький пистолет «вальтер», привезенный Аллилуевой братом Павлом из-за границы. Испуганная экономка позвала няню. Надежда Сергеевна была уже холодная. Женщины вдвоем уложили тело на кровать. Они побоялись разбудить Сталина, спящего в кабинете возле красного телефона. Позвонили Авелю Енукидзе и Полине Молотовой. Они пришли. Разбудили Сталина.
Он вышел в столовую и услышал: «Иосиф, Нади больше нет с нами».
Так рассказывали все очевидцы своим домочадцам, а позднее и Светлане, дочери Аллилуевой и Сталина.
Самоубийство в ноябре?..
Вранье началось сразу. 10 ноября в газете «Правда» появился следующий некролог:
«Н.С.Аллилуева
В ночь на 9 ноября скончалась активный и преданный член партии тов. Надежда Сергеевна Аллилуева.
ЦК ВКП(б)«.
Сразу за этим траурным сообщением крупным шрифтом заголовок:
«ДОРОГОЙ ПАМЯТИ ДРУГА И ТОВАРИЩА
НАДЕЖДЫ СЕРГЕЕВНЫ АЛЛИЛУЕВОЙ
Не стало дорогого, близкого нам товарища, человека прекрасной души. От нас ушла еще молодая, полная сил и бесконечно преданная партии и революции большевичка.
Выросшая в семье рабочего-революционера, она с ранней молодости связала свою жизнь с революционной работой. Как в годы Гражданской войны на фронте, так и в годы развернутой социалистической стройки Надежда Сергеевна самоотверженно служила делу партии, всегда скромная и активная на своем революционном посту. Требовательная к себе, она в последние годы упорно работала над собой, идя в рядах наиболее активных в учебе товарищей в Промакадемии.
Память о Надежде Сергеевне
Екатерина Ворошилова, Полина Жемчужина, Зинаида Орджоникидзе, Дора Хазан, Мария Каганович, Татьяна Постышева, Ашхен Микоян, К.Ворошилов, В.Молотов, С.Орджоникидзе, В.Куйбышев, М.Калинин, Л.Каганович, П.Постышев, А.Андреев, С.Киров, А.Микоян, А.Енукидзе«.
Что можно понять из этого общепринятого набора стандартных газетных соболезнований? Умерла. От чего? Болела? Несчастный случай? Ни слова о причине смерти. О покойной жене первого человека в государстве — как о бесполом существе: преданность партии, революционная работа. Всего одна деталь, но характерная: женские имена и фамилии подписавших некролог даны полностью и вынесены перед мужскими инициалами и фамилиями — лишь это говорит о том, что ушло из жизни существо женского пола.
Далее, в заметке-соболезновании от руководства Промакадемии им. товарища Сталина, где училась жена Сталина, появляется фраза — намек на причину смерти: «…болезненное состояние не могло приостановить ее большевистского упорства в учебе».
Как хотите, так и понимайте. О каком болезненном состоянии речь, если многие видели ее только что на демонстрации веселую и здоровую?
Почему нет медицинского заключения? Ведь жена Сталина, не кто-нибудь!
А слухи ползли, ползли под звуки траурных маршей.
Убита,
застрелена,
самоубийство…
«Правда» от 11 ноября уже как бы опомнилась. В соболезнующих заметках появились более теплые слова: «Умер молодой, скромный и преданный боец великой большевистской армии. Умер в пути, в походе, на учебе». Опять в мужском роде. Газета, отдав дань умершей, повернулась к пострадавшему. Все соболезнования адресованы лично товарищу Сталину: «Мы, близкие друзья и товарищи, понимаем тяжесть утраты товарища Сталина со смертью Надежды Сергеевны, и мы знаем, какие обязанности это возлагает на нас в отношении к товарищу Сталину».
Какие?
В траурных репортажах рассказывается о торжественном карауле, в котором стоит и товарищ Сталин, но в последнем репортаже с кладбища ни слова нет о том, что на кладбище Сталин присутствовал.
Несколько дней идет, убывая, траурная аллилуевская нота на страницах «Правды».
А в газете от 16 ноября особо выделенный материал:
«Дорогой Иосиф Виссарионыч,
эти дни как-то все думается о вас и хочется пожать вам руку. Тяжело терять близкого человека. Мне вспоминается пара разговоров с вами в кабинете Ильича во время его болезни. Они мне тогда придали мужества.
Еще раз жму руку.
Н.Крупская«.
Боже мой, почему мне так много видится за этой соболезнующей записочкой? Все в ней продумано, выверено, вычислено, высчитано — все многозначно.
Это «ы» в его отчестве она употребила не зря. Редактор, конечно же, не осмелился исправить «ошибку».
Многие, знавшие Крупскую, отмечали индивидуальность ее языка: «я тогда была неписучая», «это ведь и титечному ребенку ясно». Эдакая симпатичная инфантильность, нарочитость, претенциозность исключительности: Крупской можно то, чего нельзя другим.