Кремлевские звезды

Ромов Дмитрий

Гигантская луна гипнотизирует, а со сцены льются сладкие до слёз звуки «Сулико». Я оставляю щедрые чаевые и провожаю Наталью к дамской комнате, а сам просто стою и жду рядом. И, естественно, ко мне подходит танцор, уязвлённый моим отказом. Он подходит в компании двоих крепких друзей и останавливается слишком близко ко мне.

Я не двигаюсь, не отступаю, стою спокойно, заложив руки в карманы брюк.

— Э, ты почему такой борзый, а? — спрашивает он, поднимая подбородок. — Ты знаешь, что я твою девку

сейчас увезу, и ты ничего не сделаешь, а?

— Нет, — говорю я, — не увезёшь.

Один из его дружков говорит что-то по-абхазски, а может быть по-грузински.

— А ты кто такой, а? — сопровождает танцор вопросы подъёмом подбородка. — Я твой мама, знаешь…

— Лучше не продолжай, брат, — перебиваю я, — и останемся в добрых отношениях.

— Э, ты кто такой, а? — делает он микрошаг, практически уже касаясь меня своей грудью.

— Гость твоего города, что тебе надо ещё? — качаю я головой.

— Э, ты слышишь, гост, ты кто такой, а? Я твой ро…

— Бро, — снова перебиваю я, стараясь не доводить до непоправимого.

Мне этот наезд, честно говоря, вот вообще не в жилу. У меня совсем другие планы на вечер. Не поножовщина и ночная тренировка, а романтическое приключение, переворот в жизни, практически.

— Какой Бро? Что за Бро?

— Ну, так меня называют, — пожимаю я плечами.

— Кто тебя так называет, а?

Вот достали, честное слово.

— Ну, Абрам меня так называет.

— Э, какой Абрам, а?

— Тот, который Мамука Георгиевич.

— Э, какой Мамука?

Дружбан что-то снова говорит танцору, и тот поворачиваясь к нему, отвечает и жестикулирует, почти как итальянец.

— Ты Абрама откуда знаешь, а? — снова поворачивается он ко мне.

— Да, я много, кого знаю. Работаю с ним. Знаешь, брат, давай так, я сегодня с девушкой, нехорошо при ней ссориться. Если у тебя вопросы будут, ты завтра мне задай, ладно?

Дружбан опять что-то ему говорит.

— Где я тебя ловить буду? — чуть отступает задира.

— В санатории «Грузия» найдёшь. Друзья, братья, идите с миром, потом поговорим.

В этот момент подходит Наташка, и горячие парни смотрят на неё как на диковинный и невероятно желанный фрукт. Странно, да? Она ведь не яркая блондинка, но от неё действительно исходит сияние, на которое, кажется, слетаются мужские сердца.

Мы приезжаем в гостиницу и заходим в номер. Я не зажигаю лампу, здесь и так светло от лунного света. Я отдёргиваю штору и выхожу на террасу. Наташка идёт за мной и становится рядом. Мы смотрим на море, на отблески луны, ставшей к этому времени совсем небольшой, но по-прежнему яркой и сияющей, как бриллиант из песни. Мы вдыхаем опьяняющий и возбуждающий воздух и поворачиваемся друг к другу.

Я беру её за плечи и чувствую, как она дрожит.

— Страшно? —

спрашиваю я шёпотом.

Она медленно мотает головой. Я привлекаю её к себе и неторопливо целую, чувствуя, как она тает и как бешено начинает стучать её сердце. И какими горячими становятся её губы, делающиеся мягкими и податливыми. И как я сам теряю разум и перестаю понимать, что происходит.

Я беру её за руку и завожу в комнату. Тюлевая штора тянется за нами следом, подхваченная лёгким порывом тёплого и влажного ветерка. Сердце стучит так, будто это не её, а мой первый раз.

Я завожу руку ей за спину, провожу по гладкой скользящей ткани и неспеша расстёгиваю мягкую нейлоновую молнию. А потом сдвигаю с плеч широкие бретели платья. Ткань, на мгновенье задержавшись, плавно, с лёгким шорохом соскальзывает к её ногам и Наташка вздрагивает и, подняв голову, смотрит на меня, а я не могу оторвать взгляда от её тела. Она стоит передо мной совершенно нагая, и луна превращает её в чудесную ламию, полную неутолённой страсти.

Я протягиваю руку и почти прикасаюсь к ней, но в этот момент раздаётся стук в дверь…

Сияй, сумасшедший бриллиант…

18. Абхазский лось

Да твою ж дивизию! И кто это может быть в такое время? Санаторская полиция нравов? Или братва решила нагрянуть? Такой момент собаки испортили! Могут проверять, конечно, не происходит ли чего-то аморально-аномального. Представляю блюстителей, от них не откупишься, придётся в другой номер убираться. Тьфу…

— Быстро под одеяло! — шёпотом командую я Наташке, а сам потихоньку подкрадываюсь к двери и прислушиваюсь.

Там тихо, ничего не слышно. Через некоторое время стук раздаётся снова. Не напористый, а тихий и деликатный. Ёлки. Ну, ладно… Жалко, что в нашей санаторской природе ещё не появились таблички с надписью «не беспокоить»…

Я подставляю ногу, чтобы нельзя было ворваться и приоткрываю дверь. На ширину ладони. Чуть-чуть. Аккуратно выглядываю. Никто не ломится, не врывается, не пытается взять мою крепость штурмом. В коридоре стоит девушка с корзиной.

— Извините за беспокойство, вам передать просили.

— А вы кто? — спрашиваю я.

— Дежурная. Ночная.

— А просил кто?

— Просили молодые люди. Подъехали и попросили передать.

— А до утра не ждёт?

— Извините. Попросили сейчас.

Хм…

Я приоткрываю дверь, ожидая подвоха, но ничего не происходит. Девушка приближается и подаёт мне корзину. Я, на всякий случай, продолжаю придерживать дверь, хоть и убираю ногу чуть в сторону.

— Они ещё просили передать, что просят прощения. И хотят, чтобы вы хорошо у нас отдохнули. Утром сами придут.