Кремлевский детектив. Василий Блаженный
Шрифт:
Боженко, сукин сын, имел просто потрясающую реакцию. Едва только началась заваруха, он даже не пытался рвануть дверь на себя, а вместо этого – зайцем поскакал в квартиру. Видимо, надеялся на то, что успеет смыть в унитаз наркотики. Решетников, ворвавшийся в квартиру первым, помчался следом за Боженко. Наверное, со стороны это выглядело весьма лихо – толстый цыган в ярко-красном шелковом халате с драконами, и за ним – квадратный, коротко стриженный мужик в короткой черной куртке. Оба топотали и сопели, а в квартире начинался сущий бедлам. Верещали женщины, вопили дети, хрипло матерился какой-то мелкий невзрачный тип, которому набежавший оперативник от
Решетников, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от цыгана, прыгнул вперед, и его кулак врезался между лопаток беглеца. Тот взвыл, полетел вперед головой и только чудом не надел себе на голову дорогой широкоформатный телевизор, стоявший на тумбочке у стены. Старший оперуполномоченный добавил Боженко еще и ногой по ребрам, а потом насел на него сверху, застегивая наручники на толстых волосатых запястьях.
Остальные четверо оперативников занимались подчисткой тылов за командиром. То есть раздавали плюхи направо и налево, укладывали мордой вниз встречного и поперечного, орали и грозили порвать любого, кто будет дергаться. Этот гвалт был отнюдь не лишним, потому что уже не раз и не два происходило такое, что буквально все, кто находился в досягаемости от улик, начинали их лихорадочно уничтожать – даже дети, которым, казалось бы, просто по возрасту не полагалось понимать, что и как.
Впрочем, на этот раз в квартире Боженко не ожидали подвоха, так что с укрытием улик ничего не вышло. Более того, костлявая жена цыгана, напоминающая Бабу-ягу в молодости, была опрокинута на пол прямо с обшарпанным полиэтиленовым пакетом в охапке. Боженко увидел это и заорал на супругу благим матом, мешая гортанные слова с русскими ругательствами. Цыганка что-то вопила в ответ, извиваясь под оперативником, который заламывал ей за спину руки, надевая наручники. Из угла комнаты бросился пацаненок лет восьми, напал на мента, как звереныш. Опер, практически не глядя, отмахнулся. Цыганенок врезался в шкаф, мебель содрогнулась, уронив на пол вазу, стоявшую на самом краю.
Решетников, поднявшись с пола, огляделся. Зрелище его глазам предстало сильное, хоть и привычное. Квартира, и без того не отличавшаяся чистотой, окончательно превратилась в бедлам. Парили на ковре мокрые осколки разбившегося чайника, россыпь какой-то подозрительной выпечки заняла немалую часть ковра, опрокинутый стол торчал вверх тремя ножками. В углу, как перепуганные индюки, скорчились трое цыган в возрасте от двадцати до тридцати лет. Старший оперуполномоченный презрительно фыркнул – вот стоит только шугануть эту шваль как следует, и всю их обычную наглость сдувает, как ветром.
– Мир вашему дому! – глумливо крикнул Решетников и вытер кровь со сбитой костяшки на правой кисти.
Астахов появился спустя минуту после окончания штурма. Одобрительно хмыкнув, пожал руку всем оперативникам и скомандовал:
– Принимайте их, и поехали в УБНОН. Будем оформлять.
За тем, как многочисленных обитателей квартиры Боженко трамбовали в автозак, наблюдал весь дом. Решетников погрозил им кулаком, дескать, и до вас доберемся. И с удовольствием отметил, что глумливых улыбок не последовало. Прогресс налицо – еще полгода назад эти твари только что не ржали ему в лицо. Ну что же, иногда праздник случается не только на улице всяких мразей… Наверное, так и должно быть по справедливости.
Глава 1
Клима Неверова разбудил телефон, зазвонивший в пять двадцать утра. Майор выругался, снял трубку и нисколько не удивился тому, что слышит полковника Веденеева.
– Клим, немедленно в Центр! – сказал начальник. Как обычно, по его ровному голосу невозможно было судить ни о чем. Собственно, Неверов вообще не стал бы утверждать, что эмоции в голосе свойственны этому человеку. Он, наверное, даже на Страшном суде будет разговаривать, как электронный синтезатор речи.
– Товарищ полковник, что случилось? – спросил Неверов, вылезая из-под одеяла и топая в направлении ванной.
– Случилось, – ответил Веденеев и повесил трубку. И вот это уже было очень нехорошим признаком. Приступы предельной лаконичности случались у полковника, только когда ситуация стремилась к безнадежности.
Клим сполоснулся под душем, оделся, слепил пару бутербродов, чтобы перекусить в автомобиле. На кофе, похоже, времени не оставалось.
В пять сорок Клим сел за руль. Москва еще только просыпалась, вяло шевелясь в зябких сентябрьских сумерках. Посмотрев на часы, Неверов «притопил» педаль газа. Уж от ГИБДД, случись чего, он как-нибудь отмажется. И никаких угрызений совести по этому поводу испытывать не станет. Одно дело – носиться по столице сломя голову просто потому, что ветер в голове и крутая тачка под задницей. И совсем другое – спешить на работу, зная, что от нее зависят жизни людей.
ГИБДД, впрочем, на дороге не попалась. То ли погода не располагала к стоянию на улице с радаром, то ли это была небольшая компенсация за неудачно начавшееся утро.
Неверов, одной рукой управляя своим «ленд-крузером», второй развернул пакет с бутербродами и принялся за свой поспешный завтрак. Клим привык к таким трапезам на ходу – иногда это был единственный способ подкрепиться, учитывая особенности его профессиональной деятельности. Поразительно, что Неверов еще не заработал себе на этом деле гастрит или язву.
В пять пятьдесят восемь Клим припарковался на внутренней стоянке ФСБ во дворе здания на Лубянке. Часовой в стеклянной будке около служебного входа махнул ему рукой – он тоже служил здесь не первый год и прекрасно знал в лицо почти всех сотрудников. Неверов помахал в ответ, провел пропуском по считывающей полоске и, когда огонек на турникете из зеленого стал красным, прошел внутрь.
В такую рань в ФСБ практически никого не было, кроме нескольких дежурных сотрудников. Из-за этого коридоры здания были особенно гулкими, а поскольку было включено еще не все освещение, казалось, что оно разрослось до бесконечно огромного. Клим стремительно прошел по коридору, вошел в лифт и поднялся на пятый этаж. Здесь находилось Управление Антитеррористического центра при «Двойке» – Службе по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом. Здесь же располагался и офис Отдела быстрого реагирования, в котором работал Клим Неверов.
Отдел был, пожалуй, самым молодым подразделением Центра – ему было три года. В неофициальных документах и разговорах он именовался «Блицем», а его сотрудники иронично называли себя «спринтерами Двойки», намекая на цейтнот, в котором им, как правило, приходилось действовать. И так уж сложилось, что одновременно с тем, как оперативников ОБР стали так называть, слово «спринтер» получило очень уважительный оттенок – в других отделах и управлениях умели ценить чужой профессионализм.
Коридор, ведущий к дверям комнаты для совещаний ОБР, был темным, и Клим очень хорошо разглядел полоску света, пробивающуюся снизу. Это означало, что, кажется, «Блиц» должен был собраться если не в полном составе, то уж точно в подавляющем большинстве.