Кремлевский кардинал

Клэнси Том

Ватутин был потрясен – и вне себя от ярости – тем, что председатель КГБ послал этого человека к нему в кабинет, чтобы проверить, как идет его, Ватутина, расследование.

– Если вам удастся найти разумное объяснение кассете с пленкой, фотоаппарату и дневнику, может быть, вы снизойдете до того, чтобы посвятить меня в это, товарищ генерал.

– Вы говорите, что взяли кассету из его руки, а не из руки женщины. – Это была констатация факта, а не вопрос.

– Мной была допущена ошибка, и я не ищу оправдания, – произнес Ватутин с достоинством, которое показалось генералу

несколько странным.

– А фотокамера?

– Мы обнаружили ее в его квартире прикрепленной магнитом к задней панели холодильника.

– Я обратил внимание на то, что, когда вы производили первый обыск квартиры, вам не удалось обнаружить камеру. Кроме того, на ней отсутствуют отпечатки пальцев. И, судя по результатам вашего визуального наблюдения за Филитовым, вы не видели, чтобы он ею пользовался. Таким образом, если он заявит, что вы подсунули ему камеру и пленку, как мне удастся убедить министра, что это он – обманщик?

Ватутина удивил тон заданного вопроса-

– Значит, вы все-таки считаете, что Филитов – шпион?

– То, что я считаю, не имеет значения. Согласен, существование дневника беспокоит меня, но вы просто не поверите, если я расскажу вам о тех нарушениях правил секретности, с которыми мне приходилось сталкиваться, особенно на высшем уровне руководства. Чем важнее должности, на которых находятся военные, тем небрежнее относятся они к существующим правилам. Вы знаете, кто такой полковник Филитов. Он не просто герой войны, нет. Филитов прославился по всему Советскому Союзу – знаменитый Михаил Семенович Филитов, герой Сталинграда. Он воевал под Вязьмой, под Минском, защищал Москву, когда мы остановили фашистов, сражался, пытаясь предотвратить катастрофу под Харьковом, затем воевал при отступлении к Сталинграду, принимал участие в контратаках…

– Я прочитал его досье, – произнес Ватутин бесстрастным голосом.

– Он является символом всей армии. Нельзя расстрелять символ на основании таких двусмысленных доказательств, как эти, Ватутин. Все, что у вас есть, – это кадры, снятые на пленку, и никаких доказательств, что именно он произвел съемку.

– Мы еще не начинали его допрашивать.

– Неужели вы считаете, что допрашивать Филитова будет просто? – Игнатьев поднял глаза к потолку и засмеялся, словно залаял. – Да вы знаете, насколько крепок этот человек? Он убивал немцев из горящего танка, когда сам горел в нем! Филитов тысячу раз смотрел в глаза смерти и смеялся над ней!

– Я получу от него все сведения, которые мне нужны, – спокойно ответил Ватутин.

– С помощью пыток, верно? Да вы с ума сошли! Не забудьте, что Таманская гвардейская мотострелковая дивизия расквартирована всего в нескольких километрах от Москвы. Неужели вы считаете, что Советская Армия потерпит, что вы мучаете одного из ее героев? Сталин мертв, товарищ полковник, и Берия тоже.

– Мы сможем получить от него нужную информацию, не нанеся ему никакого физического вреда, – заметил Ватутин. Это был один из наиболее ревностно охраняемых секретов КГБ.

– Чепуха!

– В таком случае, что вы предлагаете, товарищ генерал? – спросил Ватутин, уже догадываясь,

каким будет ответ.

– Передайте расследование мне. Мы примем меры, чтобы Филитов больше никогда не предавал Родину, можете в этом не сомневаться, – пообещал Игнатьев.

– И, разумеется, армия выйдет из неловкого положения, в которое она попала.

– Из неловкого положения выйдут все, не в меньшей степени это относится и к вам. товарищ полковник, потому что вы так некомпетентно провели свое так называемое расследование.

Ну что ж, этого я и ожидал. Несколько громких слов, затем угрозы, смешанные с деланным сочувствием и товарищескими советами. Ватутин видел, что ему предложен выход, но обещанная безопасность одновременно кладет конец всем надеждам на повышение. Записка, сделанная рукой председателя КГБ, четко обрисовала ситуацию. Ватутин оказался между двух врагов, и, хотя он все еще мог завоевать расположение одного из них, более высокая цель требовала и большего риска. Он может отступить от подлинной цели своего расследования и до конца жизни оставаться полковником, а может пойти на риск в надежде добиться того, на что надеялся, когда начинал это дело без всяких политических мотивов, мрачно подумал Ватутин. В случае неудачи его ждал позорный конец. Как ни парадоксально, решение оказалось легким. Ватутин был сотрудником «Двойки»…

– Расследование поручено мне. Председатель предоставил мне все полномочия, и я буду вести дело так, как считаю нужным. Спасибо за ценные советы, товарищ генерал.

Игнатьев окинул сидящего перед ним человека оценивающим взглядом, подумал о внутреннем смысле сделанного им заявления. В своей работе ему редко доводилось встречать честных людей, и генералу стало грустно – по какой-то странной, непонятной причине, – что он не может доброжелательно отнестись к человеку, продемонстрировавшему это самое редкое качество. Но для Игнатьева главным оставалась преданность Советской Армии.

– Как хотите. Надеюсь, вы будете постоянно держать меня в курсе дела. – Генерал молча повернулся и вышел.

В течение нескольких минут Ватутин сидел за письменным столом, оценивая создавшееся положение, затем вызвал машину. Через двадцать минут он был уже в Лефортовской тюрьме.

– Это невозможно, – сообщил ему врач еще до того, как полковник успел задать вопрос.

– Что?

– Вы хотите поместить этого мужчину в бассейн, полностью лишив его внешних раздражении и изолировав его органы чувств от окружающего мира?

– Да, конечно.

– Скорее всего он умрет в результате этого. Не думаю, что это является вашей целью, и уж точно не собираюсь подвергать подобному риску судьбу своего проекта.

– Мне поручено это дело, и я буду вести его так…

– Товарищ полковник, речь идет о человеке, которому уже за семьдесят. У меня его медицинская карта. У старика все симптомы сердечно-сосудистого заболевания средней степени тяжести – в его возрасте это нормально, разумеется, – и куча заболеваний дыхательных путей. При наступлении первого периода беспокойства его сердце лопнет, как воздушный шар. Я могу это гарантировать.