Кремлевское дело Бешеного
Шрифт:
— Ну-ка, что у тебя там? — спросил враз осипшим голосом Скворцов. — Ничего не спрятала?
— Да там все, как обычно, — с нескрываемой усмешкой ответила Зина.
Ей польстило, что солидный, облеченный такой большой властью генерал, имеющий репутацию страшного бабника, заводится от одного вида ее нижнего белья.
— Сейчас проверим… — Скворцов стал задирать ей подол, но Зиночка мягко придержала его руки.
— В чем дело? — недовольно спросил он, прерывисто дыша от охватившего его возбуждения.
— Маленькая просьба…
— Выполню любую! — нетерпеливо воскликнул он. — Говори, что тебе нужно!
— Пусть
— И все?
— Да! — кивнула медсестра и добавила: — У меня есть любимый человек, и я не хочу делать ему больно.
— А ты умная девочка! — похвалил он и добавил: — Обещаю! — затем, задрав подол халата, оттянул снизу трусики и нырнул рукой во влажное тепло под ними. / Зина чуть слышно застонала. Генерал посмотрел на нее. Она не закрыла свои зеленые глаза и глядела прямо перед собой. Генерал удивился этому обреченному и одновременно холодному взгляду.
«Неужто фригидка?» — подумал он, но тут заметил ее чуть приоткрытые тонкие губы, которые она быстро-быстро облизывала.
«Хочет! Хочет, но думает о нем! — сообразил Скворцов. — Ну и черт с ним!»
— Он был уже на таком взводе, что ему было безразлично, о чем думает его очередная жертва.
«Личный досмотр» происходил в служебной комнатке, куда, кроме генерала и, естественно, Президента, никто не имел права входить. Президент — его распорядок дня был известен генералу — ближайшие полчаса был занят: у него шло совещание. Ничто и никто не мог помешать воспользоваться ситуацией.
Скворцов, больше уже не играя в «осмотр», бесцеремонно повернул Зину к себе задом, властно нагнул ее и закинул полу халатика ей на спину. Увидев перед собой выпяченную крепкую попку, ровно посередине едва прикрытую черной полосочкой трусиков, Скворцов лихорадочно принялся расстегивать брюки. Стянув с аппетитной попки трусики почти до колен, он чуть приподнял миниатюрное тело медсестры и с силой насадил ее на свою торчащую плоть.
Зиночка вынуждена была сдерживать себя: кричать от страсти рядом с президентским кабинетом никак не годилось, этим она могла навредить не только себе, но и своему покровителю. Поэтому она лишь закусила губу и еле слышно простонала, мелко-мелко двигая попкой на мерно входящем в нее генеральском жезле, испытывая лишь единственное желание, чтобы все быстрее завершилось.
Несмотря на то что Скворцов ей был неприятен, а сама ситуация отвратительна, ее тело подчинилось закону физиологии, и пока пришел черед Скворцова, она умудрилась истечь своим соком несколько раз.
Когда Скворцов, получив от нее все, что вожделел (а по второму разу с женщинами, кроме жены, конечно, он обычно не бывал), привел себя в порядок и вновь заверил ее, что никто не узнает о происшедшем, а она может приступать к работе с завтрашнего дня, Зиночка поняла, что поступила правильно, и не ощущала никаких угрызений совести по поводу случившегося.
Когда Калошин был занят или находился в своем загородном доме с семьей, а ей хотелось повеселиться, Зина всегда находила себе партнера для походов в театр или кино, пару раз даже поддалась на быструю близость, но связью с высокопоставленным кремлевским покровителем настолько дорожила, что ни разу не дала ему повода приревновать к кому-либо, и он всегда заставал ее горячо жаждущей их свидания: такая
Калошин, как обычно, договорился приехать к Зине в ее двухкомнатную квартирку на Плющихе, которую он помог ей получить, используя свою дружбу с Можаевым.
В этот раз они выпили больше, чем всегда, и Калошин, чувствуя исключительность ситуации, умудрился даже кончить два раза.
Они расслабленно курили в кровати, когда Калошин наконец собрался завести трудный разговор, без которого вся будущая жизнь становилась призрачной.
— Зинок, ты, кажется, завтра будешь у хозяина? — спросил он.
— А, обычное дело! — махнула рукой с сигаретой любовница.
— Послушай, девочка… — Калошин знал, чем ее заинтересовать, — есть одно дельце. Сумеешь, получишь дом на Кипре и греческий паспорт.
– Ну и денег, конечно. Тысяч пятьдесят… долларов.
— Ого!
Зина резко повернулась на бок и внимательно посмотрела на Калошина: не шутит ли? Его лицо было деловито-серьезным, и это сказало ей о многом.
— Какое дельце, Кирюша?
— Что ты колешь хозяину? — в лоб спросил Калошин.
Сейчас терять ему уже было нечего: или-или. Калошин, конечно же, любил эту единственную в своей жизни женщину, но собственную жизнь и собственное благополучие любил еще больше. Если Зина не согласится, то оставлять такого свидетеля в живых было опасно, поэтому у ее подъезда уже дежурит ликвидатор, которому достаточно одного знака Калошина, и медсестра никому не успеет поведать об их странном разговоре.
У Зины от заданного ей вопроса немедленно потянуло холодком в низу живота. Она поняла, куда клонит ее любовник, но все-таки продолжила разговор.
— В разные дни, разные препараты, — как будто пока ничего не поняв, ответила Зина. — Завтра надо сделать по два кубика витаминов — А6 и В12 и куб антибиотика: врачи боятся, что ОН опять начинает грипповать.
— Тебе придется немного ошибиться, — сказал Калошин.
Он назубок знал, ЧТО завтра будут колоть Президенту, и уже подробно все обсудил со специалистом — бывшим сотрудником отдела спецопераций ФСБ. Сейчас в кармане его пальто лежала коробочка, где имелась ампула с безобидным для здорового человека витамином, который в сочетании с прописанным Президенту антибиотиком вызывал сложную реакцию, нарушавшую нормальный обмен веществ в организме. Из-за возникающих перегрузок слабое сердце должно было дать ощутимый сбой, что вело к микроинфаркту — чего и добивались заговорщики, планируя «Дело врачей».
— Да меня посадят за любую ошибку! — испуганно выдохнула Зиночка.
— Не посадят. Не успеют. Да и я, твой «милый дядюшка», на что? Ты же знаешь, что я люблю тебя и никогда не оставлю в трудную минуту. Отмажу в два счета. Получишь бабки, поедешь на Кипр греться на солнце. А я к тебе в гости буду приезжать и будем видеться гораздо чаще, чем сейчас.
Калошин умело уговаривал ее, стараясь быть как можно более убедительным. Он, конечно же, врал, хотя сам искренне хотел верить во все, что обещал ей. Старый оперативник и искушенный придворный интриган с самого начала понимал, что ни Скворцов, ни тем более Бакурин никогда не пойдут на то, чтобы оставить ТАКУЮ свидетельницу в живых. Это все равно что хранить в подвале своего дома бомбу, помня, что та может рвануть в любой момент.