Крепкие мужчины

Гилберт Элизабет

Опал была женой Робина Поммероя, и этот факт все еще изумлял Рут: толстый, вечно сонный семнадцатилетний Робин Поммерой был женат. Опал была из Рокленда, и ей тоже было семнадцать. Ее отец владел в Рокленде бензозаправкой. Робин познакомился с Опал в городе, когда заехал набрать бензина в канистры для своего грузовичка. Она была довольно хорошенькая («Хитрая грязная маленькая сучка», – поставил свой диагноз Ангус Адамс), волосы у нее были светлые, пепельно-русые, и Опал завязывала их в игривые хвостики. В кухню она пришла в халате и грязных шлепанцах, а ногами шаркала, как старушка.

С тех пор как Рут видела ее в последний раз, Опал растолстела, но виделись они прошлым летом. На малыше был толстенный подгузник и один носок. Он вытащил пальчики изо рта и стал сжимать и разжимать их, словно хотел схватить воздух.

– О боже мой! – воскликнула Рут. – Какой он громадный!

– Привет, Рут, – смущенно поздоровалась Опал.

– Привет, Опал. Какой у тебя большущий младенец!

– Я не знала, что ты уже вернулась из школы, Рут.

– Я уже месяц как приехала.

– Рада, что вернулась?

– Конечно.

– Вернуться на Форт-Найлз – это как с лошади свалиться, – заметила Китти Поммерой. – Ни за что не забудешь, каково это.

Рут пропустила ее шутку мимо ушей.

– Просто гигантский ребенок, Опал! Ну, Эдди, привет! Привет, малыш Эдди!

– Да, точно, – кивнула Китти. – Наш Эдди – великан. Правда, Эдди? Правда, ты у нас великан?

Опал поставила Эдди на пол между своих ног и дала ему два пальца, чтобы он за них держался. Эдди попытался свести вместе коленки и зашатался как пьяный. Его животик смешно торчал вперед над краем подгузника, ножки у него были пухлые и тугие, а ручки словно собраны из отдельных частей. И еще у него было несколько подбородков, а вся грудь у него была вымочена слюнями.

– Ох, какой же он большой, – широко улыбнувшись, сказала миссис Поммерой. Она встала на колени перед Эдди и стала нежно щипать его щечки. – Кто у меня такой большой, а? Какой ты большой? Эдди, какой ты большой?

Эдди в полном восторге прокричал:

– Га!

– Он и вправду большой, – довольно проговорила Опал. – Мне его уже на руках держать тяжело. Даже Робин говорит, что ему тяжело стало Эдди на руках носить. Робин говорит, что пора уже Эдди поскорее научиться ножками ходить.

– Кто у нас станет самым лучшим рыбаком, а? – пьяно выговорила Китти.

– Никогда не видела такого крупного и здоровенького малыша, – сказала Глория. – Гляньте на его ножки. Футболистом будет как пить дать. Ты таких великанов хоть раз видела, Рут?

– Он просто самый большой, – кивнула Рут.

Опал покраснела.

– У нас в семье дети все крупные. И Робин крупным родился, правда, миссис Поммерой?

– О да, Робин был здоровенный. Но не такой здоровенный, как наш Эдди!

Миссис Поммерой ласково пощекотала животик Эдди.

– Га! – крикнул он.

Опал сказала:

– Его уже не прокормить. Вы бы видели, как он ест. Больше меня! Вчера пять кусочков бекона слопал!

– О мой Бог! – прошептала Рут.

Бекон! Она не могла оторвать глаз от ребенка. Эдди не был похож ни одного из малышей, каких она только видела в жизни. Он был похож на жирного старика ростом в два фута.

– Аппетит у него отличный, вот почему он такой большой. Правда? Верно я говорю, великан

ты наш? – Глория подхватила Эдди и несколько раз чмокнула его в щечку. – Правда, толстощекий ты наш? Аппетит у тебя что надо. Потому как ты у нас маленький дровосек, а еще ты наш маленький футболист, да? Самый большущий малыш в мире.

Эдди взвизгнул и влепил Глории увесистую пощечину. Опал протянула руки к нему:

– Я его возьму, Глория. Он сделал а-а. – Она взяла Эдди на руки и сказала: – Поднимусь наверх, вымою его. Еще увидимся, Рут.

– Увидимся, Опал, – ответила Рут.

– Пока-пока, великан! – промурлыкала Китти и помахала рукой Эдди.

– Пока-пока, наш красавчик! – крикнула Глория.

Сестры Поммерой провожали взглядом Опал, поднимающуюся по лестнице с Эдди на руках, и махали руками им вслед, пока они не скрылись из глаз. Как только в спальне наверху зазвучали шаги Опал, все трое разом перестали улыбаться.

Глория отряхнула руки, повернулась к сестрам и сурово проговорила:

– Этот ребенок слишком большой.

– Она его перекармливает, – нахмурив брови, сказала миссис Поммерой.

– Для сердца вредно, – объявила Китти.

Женщины снова занялись покраской.

Китти сразу же завела разговор о своем муже, Лене Томасе.

– Ну да, поколачивает он меня, – сказала она Рут. – Но я тебе вот что скажу. Я ему завсегда дам то же, что он мне дает.

– Чего? – спросила Рут. – О чем это она, Глория?

– Китти хочет сказать, что она Лену сдачи дает. Колошматит его в ответ.

– Это точно, – гордо добавила миссис Поммерой. – У Китти рука крепкая.

– Что верно, то верно, – кивнула Китти. – Да ежели что, так я его башкой и дверь могу выломать.

– И он с тобой то же самое сделать может, Китти, – сказала Рут. – Хороша парочка.

– Угу. Парочка хороша, – буркнула Глория. – Муж да жена – одна сатана.

– Вот именно, – довольно проговорила Китти. – Муж да жена. Только ты-то в этом ни черта не соображаешь, Глория. И между прочим, никто никого ни из какого дома не выгоняет.

– Поживем – увидим, – еле слышно пробормотала Глория.

Миссис Поммерой в молодости много пила, но бросила, когда мистер Поммерой утонул. Глория вообще никогда не пьянствовала, а Китти как начала за воротник закладывать в молодости, так и теперь хлестала почем зря. Она была законченной алкоголичкой и наркоманкой. Китти Поммерой была живым примером того, что могло бы стать с миссис Поммерой, если бы она продолжала прикладываться к бутылке. Некоторое время, в юности, Китти жила за пределами острова. Много лет проработала на фабрике, где консервировали селедку. Скопила деньжат и приобрела скоростную машину с откидным верхом. Она успела переспать с десятками (по крайней мере, так утверждала Глория) мужчин, делала аборты и поэтому теперь уже не могла иметь детей. После взрыва на консервной фабрике Китти Поммерой вернулась на Форт-Найлз. Она сошлась с Леном Томасом, который тоже был закоренелым пьянчугой, и с тех пор они только тем и занимались, что друг дружку поколачивали. Рут своего дядюшку Лена терпеть не могла.