Крепость души моей
Шрифт:
– Мое дело! – хмуро повторил младший. – Каждый сам за себя решает!
– За себя! – подхватил Александр Петрович. – Вы сказали, не я. Дело в том, Шамиль, что всякий бог требует платы. «Даю, чтобы Ты дал» – это не римляне первыми придумали. Артур Рустамович желает, чтобы аварский громовержец защитил его от Бога.
– Чужого бога! – взревел Артур. – Жесткого, подлого…
– За такую услугу барашка мало. Целого стада мало! Тут нужна настоящая жертва. Твой брат, Шамиль, вспомнил, что в селе Хитцы есть славный парень Коля. Всем хорош: псих, вероятно, с судимостями.
– Именно! Односельчанам будет достаточно узнать, что бедного Колю пристроили в психбольницу. Документы оформить – плевое дело. Или они уже оформлены, Артур Рустамович? Одного не пойму: что вы ему про меня наплели? Педагог по определению – злодей, учеников ест, кровь их пьет. С этим соглашусь. Но почему – оборотень?
– Ничего не говорил! – отрезал Чисоев-младший. – Зачем? Я и не знал, что вы сюда приедете. А ты, Шамиль, не верь ему, не верь Александру Петровичу! Хороший он человек, мудрый, но старый. Все перепутал, все наизнанку вывернул. Доказательства где? Бревно есть, камень есть, Коля-афганец есть. Живой! И все живы: никого не режу, не убиваю. Да, обиделся я на Творца. Не хочу под Его рукой ходить, на ниточках висеть. А больше ничего и нет. Не докажете!
Александр Петрович еле удержался от привычного: «Не ври!» Дети выросли… Куда больше его беспокоило то, что речь Артура стремительно теряла былую гладкость. Акцент прорезался сильней, чем у Шамиля, звуки выходили гортанными, цокающими. Не речь – клекот орла, стук копыт. Кожа на лице Чисоева-младшего потемнела, заострился орлиный нос…
– Я, Артур, ничего доказывать не собираюсь. Сегодня утром ваш брат сказал мне: «Не понимаю, что происходит!» Я, как мог, объяснил. Конец урока.
Он повернулся к Шамилю, но чемпион лишь сдвинул густые брови. Артур тоже промолчал. Псих, и тот оборвал песню. Поставил канистру на землю, коробок выплюнул.
– А теперь слушай меня, брат, – сипло начал Шамиль. – Внимательно слушай!
Младший зыркнул исподлобья:
– Дун гiенеккун вуго!
– Слушай! Учителя не обвиняй. Я его попросил, я к нему приехал. Сан Петрович увидел – и сказал. И ты тоже, брат, сказал. Разное вы сказали. Ты сказал, что резать никого не станешь. Ни Колю, ни Ваню, ни Хасана. Дида мун битiун вичiчiанищ? А если сказал, то объясни. Гьа-б щи-б? Что это все значит? Бичiчiуларо, Артур! Нет, не докажи. Я тебе, брату, и так поверю. Объясни!
– Извините, что вмешиваюсь!
Лысый художник, никем не ждан, заглянул через плечо Чисоева-старшего.
– Я, собственно, хотел насчет заказа уточнить, но краем уха услышал. Опять-таки извините…
– А? – дернулся Артур. – Вы… Вы работайте, Валентин Иванович…
Художник вытер потную лысину платком:
– Работать? Хотел бы уточнить, над чем именно. Вырезать в дрянной сосне собственную статью УК? То, что вы сейчас наговорили, тянет на 93-ю, пункты «б» и «е». Не удивляйтесь, Александр Петрович. Это вы у нас правильный и заслуженный, а меня по жизни изрядно ребрами повозило. Неуплата алиментов – одно дело, а умышленное убийство при отягчающих – иное. Так что?
– Что? – озверел Чисоев-младший. – Деньги не заплачу, вот что! Я вас, Валентин Иванович, уважаю, но и вы меня уважьте. До темноты должны закончить кровь из носу…
Лысый отрицательно мотнул головой.
– Сговорились, да? За спиной моей шептались?! – Артур набычился. – Не хотел! Мамой клянусь, не хотел!..
Рука скользнула к поясу, к кожаной кобуре.
– Брат! – крикнул Шамиль. – Не надо!..
Опоздал. Пистолет был в руке – «Browning BDAO Compact», подарок на сорокалетие.
– Меня слушайте! Меня! Вы, Валентин, идите работать. Тебя, брат, очень прошу: оставь мой дом. На твой вопрос отвечу, обязательно отвечу. Потом!
Старший глянул младшему в глаза. Вдохнул.
Выдохнул…
– Чисоевы!!! Прекратить!
Не велит наука педагогика голос повышать, но много гитик имеет она. Иногда собакой Баскервильской взвоешь. Вот, польза несомненная. Шамиль обмяк, из стальной пружины сделался человеком. Артур повертел в руке пистолет, в кобуру спрятал. Моргнул виновато:
– Извините!
Учитель взял депутата и чемпиона за руку, потянул к воротам. Клюка путалась в ногах, вырывалась, била тугой кривулей в ладонь.
– Гэть! Гэть! – ликовал контуженный Коля. – Браму за нымы затворыты, колом пидперты!
Охранники ждали возле открытой калитки.
– Был у меня брат! – прохрипел Шамиль.
Учитель хотел возразить – не успел. В уши ударила милицейская сирена. Пока еще не рядом, в конце улицы.
Шкаф по имени Стас нетерпеливо махал рукой:
– Проходите, проходите!..
– Калитку заприте! – кричал вслед Артур. – Не пускайте никого! Никого!..
15:32
…у вас дети есть? Беспокоюсь, знаете ли…
«Беркуты» встретили их у третьего дома, возле гнилого тына. Сначала запахом: табак с ружейным маслом и гуталином, потом – автоматными стволами в упор.
– Стоять на месте! Руки!
Двое слева, двое справа. Еще двое за спину заходят.
– Руки!!!
– Руки? – Шамиль махнул депутатскими корочками. – Оторвать? Могу! Становись в очередь!
Птица-беркут острым глазом славится, суслика из-под облаков замечает. А тут не суслик – красный сафьян с золотыми буквами. Отступили на шаг, другой:
– Документы, гражданин!
Гражданин учитель, порадовавшись, что догадался захватить паспорт, скользнул ладонью к внутреннему карману куртки. Ближайший «беркут» хищно щелкнул клювом:
– Не двигаться! Сами достанем!
На плечо Александра Петровича упала могучая ручища. Словно дубиной с маху огрели. Бывший классный руководитель просел под ударом, согнул колени, ища равновесие, взмахнул клюкой…