Крепость Славянск
Шрифт:
У ополченцев быстро вырабатывалась психологическая привычка к затяжным боям. Как писал российский доброволец Александр Жучковский, «Адаптация к происходящему приходит быстро (насколько быстро развиваются события), и со временем вырабатывается „философское“ отношение к смерти. По моему убеждению, мы все „под Богом ходим“ и „чему быть — тому не миновать“. Если „не судьба“, погибнуть можно и от условного кирпича на голову в мирное время, если „судьба“, вернешься из самого ада войны (возвращались же люди и из Сталинграда 1943 года). Кстати, интересно наблюдать за людьми, уже закаленными боями или участием во многих „горячих точках“.
При скупой работе «военторга», официальных властей РФ, примечательна активная помощь ополчению со стороны российского общества. Частные пожертвования ополчению оказались весьма значительны, акции по сбору средств венчались миллионными сборами. Деньги тратились на все то, что требуется воюющему отряду: обмундирование, оптику, средства связи и т. д. и т. п. На средства жертвователей закупались даже разведывательные беспилотники. На ум невольно приходят аналогии с 1870-ми годами, когда русское общество, не дожидаясь милостей от государства, собирало средства и добровольцев на помощь антитурецкому восстанию в Сербии.
К июню на украинской стороне фронта отчаялись взять Славянск и Краматорск прямым штурмом и начали планомерное выдавливание ополченцев с их фланговых позиций. Задача пробить центр «славянского щита» если и ставилась, то выполнялась без особого энтузиазма. Вместо этого украинские военные начали выдавливать ополчение из Красного Лимана, городка к северо-востоку от Славянска. Еще одним объектом приложения усилий стал небольшой поселок Семеновка, восточный пригород Славянска. Конечная задача сводилась к полной блокаде Славянска и Краматорска, пресечению снабжения и уничтожению ополченцев, лишенных патронов, медикаментов и провианта в окружении. Это был вполне логичный план. Сложно сказать, почему в головы командиров осадного корпуса он пришел только через полтора месяца после начала осады, однако это была разумная программа действий для украинских войск и они начали не слишком гладко, но последовательно ее реализовывать.
Тотальное превосходство в численности и материальных средствах борьбы позволяло украинцам массировать силы на наиболее важных участках и одновременно давить на остальной оборонительный периметр. 3 июня украинские войска начали мощный обстрел Семеновки, затем попробовали занять поселок танками и мотопехотой. Одновременно оказался атакован Красный Лиман, к северо-востоку от Славянска. После очень ожесточенного боя городок был оставлен ополченцами, и пятого числа над Красным Лиманом был поднят украинский флаг. Силы атакующих превышали ополченческий отряд на порядок, и потому сдача городка не требует какого-то специального объяснения.
Этот бой отметился позорным поведением казачьей части, участвовавшей в обороне Лимана. Казаки самовольно оставили позиции и ушли не только из обороняемого города, но и со славянского направления вообще, окопавшись в Антраците, подальше от места реальных боев. «Какого черта сотни „донских и кубанских героев“ прибыли сюда вообще? — возмущался Стрелков. — Что они защищают в Антраците? С кем воюют? С местным поголовьем кур и цистернами водки? Ничего не изменилось за 20 с лишним лет в нашем „возрожденном козлячестве“. У нас в ополчении есть казаки, и их довольно много. Но! Нет ни одной „чисто казачьей“ части или подразделения. Потому что как только что-то такое образуется в условиях иррегулярной войны, то еще недавно дисциплинированные и боеспособные воины мгновенно превращаются в банду мародеров и трусов. С чем это связано? Да с психологией некоей „исключительности“: „казакующий“ воин ни с того ни с сего начинает считать себя „чем-то высшим, нежели все другие“. А раз он „выше“, то и „ценнее“ и требует „особого подхода“. То есть копать окопы ему нельзя: он „казак-воин“. Окопы для него должен копать кто-то другой, а если их нет, то при обстреле/атаке он („казак-воин“) должен в первую очередь „сберечь себя для будущего“, а позицию можно бросить: не жалко. Но если уж бросать, то что останавливаться по мелочи? И получается, что из Красного Лимана можно легко добежать до Антрацита. Лекарство от „казачьей болезни“ только одно: спрашивать с казаков ровно столько же, сколько и со всех, невзирая на гонор, лампасы и заявления „а я казак! я воевал!“ И иметь возможность взять „к ногтю“ тех, кто не желает воспринимать реалий.
…Проблема только в том, что когда „казаков“ собирается слишком много, они становятся агрессивно-неуправляемы. И превращаются в банду „батьки ангела“».
После бегства ряженых казаков падение Красного Лимана стало неизбежным. Оставшиеся части оттянулись в Славянск, предоставив победителям заниматься чистками неблагонадежных. Украинские войска достаточно жестко зачистили городок от сочувствующих ДНР, задержав всех, кто казался подозрительным. Семеновка же сдана так и не была. Бой за поселок носил ожесточенный характер, штурм маленького пригорода начался с огневого налета, в котором участвовала самая разнообразная артиллерия, от классических «Градов» до штурмовиков и тяжелых гаубиц. После этой обработки украинские солдаты пошли на штурм при поддержке бронетехники. Такой необычно решительный штурм объяснялся просто: захват Семеновки должен был практически полностью изолировать Славянск.
Схватка за Семеновку была отчаянной и хаотичной. Один из ополченцев рассказывал об этом бое: «За танком шла пехота. Солдаты-срочники, молодежь. По ним стали стрелять, и они начали падать один за другим: не поймут, откуда стреляют. Пехоту отсекли, по танку начали стрелять из всего, чего можно. Танк остановился, потом подумал и пошел вперед. БТРы прикрывали его с бугра. Естественно, он разбивал блоки, были раненые. И убитые. Долбал, жег все на свете. Стрелять было бесполезно, он потихоньку продолжал движение. Потом попали по лобовой броне, повредили башню. Он стоял-стоял, потом начал пятиться назад: пехоты нет. Тогда подключились самолеты, „Сушки“. Сначала стреляли по нам, потом увидели танк с пехотой, стали бить по своим. БТР загорелся, танк оттащили, и они отошли за бугор. Раненые падали, их никто не подбирал. Так они там до сих пор и лежат. Там месиво было, и лезть туда страшно, потому что снайперы работают до сих пор. На мост пошли фуры, обычные гражданские грузовики, один с кирпичом, другой с гипсокартоном, со стороны Харькова, — их пожгли. Водители повылезали, один, правда, в шоке, — их отправили домой. А солдаты украинские так и лежат в посадке».
Против не новых, но все же принадлежащих уже нынешней эпохе, обладающих жуткой разрушительной силой танков Т-64 противотанковые ружья времен Великой Отечественной были отнюдь не равным оружием. Атаку удалось отбить только с помощью прибывшего резерва с гранатометами и ракетными комплексами. В этом бою были убиты и ранены десятки ополченцев. Расчет противотанкового ружья из двух человек погиб под прямым попаданием в их нехитрое укрепление. Корреспондент Геннадий Дубовой, за день до боя бравший интервью у противотанкистов, писал: «По-настоящему страшно за все время в Семеновке мне было только в тот момент, когда я снимал на видео тела „Севера“ и „Цыгана“. С соседней позиции видели: их расчет накрыло прямым попаданием из танка. Грохнуло так, что бетонные блоки подпрыгнули чуть ли не на метр и раскололись. А трупы (должно быть, их тоже подбросило и влепило потом в асфальт) выглядели какими-то удлиненными, перекрученными, мягкими как на солнце пластилин… Пока я бежал к ним по траншее, узнал: кроме трех патронов, весь остальной боезапас они перед смертью вколотили в тот самый танк, который позже подожгли».
Тот же журналист описал еще одну маленькую трагедию войны:
«Боец только поговорил с женой по телефону — и „Сушка“ сбросила кассетные бомбы. Осколками насмерть сразу. Вынесли погибшего к машине. Вернулся в тот блиндаж расспросить, как все случилось. У бойцов глаза на мокром месте. Отворачиваются. „Дилинь-дилинь“ — идут одна за другой СМС на телефон в забрызганном кровью углу. — Жена его. СМС пишет. Как сильно она его любит…»
После отбитой атаки украинцы начали снова засыпать Семеновку снарядами из гаубиц, РСЗО и минометов, накрывая село квадратами. Противодействовать было нечем: артиллерия украинцев находилась вне зоны досягаемости. Тяжелая артиллерия буквально срывала целые ряды окопов вместе с защитниками их. Бомбардировка непрерывно длилась два дня, мины сыпались дождем. Как резюмировал тот же ополченец, «Перекопали все, можно сажать картошку. И „Градом“ полить». Юмор смертника: в Семеновке после боев буквально не осталось живого места. Но каждый раз после того, как обстрел заканчивался и в атаку шли танки и мотопехота, ополченцы покидали свои блиндажи и щели — и навстречу штурмующим из развалин летели ракеты «фаготов» и пулеметные очереди.
Бронетехнику одолевали сосредоточенным огнем всех противотанковых средств, от древних ПТ-ружей до относительно современных ракет. Известен даже случай, когда украинский танк удалось серьезно повредить огнем из снайперской винтовки. Неизвестный стрелок сумел расколотить бронированному динозавру практически всю доступную для обстрела оптику, он попал даже в стекло зенитного прицела. Эта машина вообще стала вещественным свидетельством ожесточенности боя и квалификации танкоборцев ополчения: кроме разбитых прицелов, танк получил серию попаданий в ствол орудия и точный выстрел из гранатомета в корму.