Крепость сомнения
Шрифт:
– Хорошая игра, – заметил Тимофей, когда дверь за Еленой Николаевной тихо затворилась. – А чашки сейчас делают крепче.
– Это да, – согласился Кульман, – потряс за ручку чашку и с громким стуком поставил ее на стол. – А в те времена все эти ручки рано или поздно оказывались отломанными. Этим-то и можно правильнее всего объяснить огромное количество отломанных ручек от киликов, – скромно закончил Кульман и удовлетворенно заулыбался.
– Что, – спросил Тимофей, кивнув на дверь, – ревнует тебя к Филлиде?
Разоблаченный Кульман смущенно рассмеялся и махнул на него рукой.
– Скучно здесь? – спросил Илья.
– Зимой бывает, – весело согласился Кульман. – А в сезон – ничего.
Вечером, когда неброские достопримечательности были изучены, а рабочий день в музее подошел к концу, Илья, Тимофей и Кульман в компании Елены Николаевны отправились отдать дань курортным радостям. К двум часам ночи и к ужасу Елены Николаевны уже подпоили Кульмана, напились сами, несли несусветицу и до утра шатались по прибрежным барам. Елена Николаевна помалкивала, терпеливо слушала перечни незнакомых фамилий, честно пробовала таманские вина, с недоуменным ужасом провожала счета, которые даже по южной послекризисной дешевизне совестно было назвать невзыскательными. Время от времени Тимофей читал зачарованную нежность во взглядах, устремленных ею на Кульмана. Тимофей смотрел на ее острые загорелые плечи и опять, как и той последней ночью в Ласпи, испытывал досаду на пустоту, которая обступала его звуками южной ночи, словами шлягера, невнятным говором людей, которая шла и шла туманным дыханием с темного провала моря. Кульман тоже иногда поглядывал на море, но, в отличие от Тимофея, рассеянно; было заметно, что он всецело занят воспоминаниями, и впечатления, не имевшие отношения к разговору, проносились через его сознание не задерживаясь.
– Да, – почти вскричал он, словно человек, испугавшийся, что забыл что-то очень важное, – как там Галкин? Это же он пишет в газете? – И он назвал газету.
– Он, – подтвердил Илья. – А еще занимается репетиторством. Очень интересно наблюдать, как приезжают придурки в шикарных машинах, а Галкин и прочая вдалбливают им в бошки, что капитал – зло, и рассказывают про третий съезд РСДРП.
– А что, – наивно спросил Кульман, – по старым учебникам учатся?
– И по старым учебникам, и по старым программам.
В остальном Кульман оказался отлично осведомлен о том, что творилось с бывшими сокурсниками.
– Правда, что наш Лиденс депутат? – спросил он. – От «Единства» вроде.
Илья отлично помнил Лиденса – маленького, юркого человечка, с которым, когда ехал в университет к первой паре, постоянно сталкивался в троллейбусе, и помнил, как Лиденс, расталкивая пенсионеров, бросался на свободное место и тут же наглухо утыкался в книжку, отрешаясь от забот и смешных правил мира сего.
– А мы после этого удивляемся, почему жизнь такая, – рассмеялся Кульман. – Любая реформа, во всяком уж случае в нашем столетии, ставила целью улучшение жизни образованного класса. А у нас что получилось? Все наоборот. Hа купчишек ставку сделали, – сказал Кульман.
– Hу отчего же, – возразил Тимофей. – Они образовывались. Те, по крайней мере, которые наши приятели.
Стали вспоминать, кто, где и чем прославился, и опять вспомнилась история с собакой и мировоззрением. Кульман посмотрел на Тимофея:
– Помню, ты тогда выступил на стороне разума. Лиденса расстроил.
– Я всегда на его стороне, – скромно сказал Тимофей. – Кстати, ты не помнишь его, этого... ну, из-за которого сыр-бор вышел? Он еще женился на девчонке с филфака? Что с ним стало?
– Я его мало знал. – Кульман покачал головой. – Можно сказать, совсем не знал.
Ему рассказали об Але, но Алю он никак не мог вспомнить.
– Она же с другого факультета, – как-то удивленно проговорил он.
– Обычная история, – шутливо обратился Тимофей к Елене Николаевне. – На женщин, в отличие от нас, ваш Алексей всегда смотрел рассеянно. Клеопатра, Аспазия – это еще куда ни шло.
На лице Елены Николаевны сквозь загар темным подмалевком выступила краска смущения. Теперь на ней были модные джинсы и светлый топик, волосы свободно ниспадали на плечи, и уже несколько раз с дансинга сбегали парни и приглашали ее танцевать. Кульман не возражал и продолжал поражать своих гостей познаниями относительно судеб бывших соучеников.
– Откуда ты все это знаешь? – все время изумлялся Тимофей.
– Мне пишет Феликс. Я здесь, между прочим, звезда Интернета, так-то вот. – Он с академической педантичностью перечислил всех, с кем поддерживал электронно-почтовые связи.
– Да, красноречивый итог, – заметил Тимофей. – Завгелло в сумасшедшем доме, Боголюбов – помощник уполномоченного по правам человека, этот, как его, – он поморщился, – Свешников – губернатор Псковской области, а Лиденс – депутат от «Единства».
Илья чувствовал себя неловко во время этого обмена обличительными мнениями. Упрек Кульмана казался ему справедлив. Чем, в сущности, он отличался от этих людей, о которых шла эта недобрая речь? Только тем, что на его долю достаются куски помельче. В свое время, вместо того чтобы взбираться по лестнице науки, все они штурмовали дверь черного хода и громоздили препятствия, вроде этой пресловутой собаки, чтобы по пересечении порога насчитать себе заслуг позначительней. Теперь они рвали страну на части. Партбилеты отложены до лучших времен, смазаны и закопаны, словно незаконно хранящееся оружие.
– А ты, говорят, – сказал ему Кульман со смешком, – все деньги заработал?
– Еще не все, – хмуро ответил Илья.
– А как с наукой? – спросил Кульман.
– Да как? – ответил Илья, помрачнев еще больше. – Наука наукой, а я сам по себе.
– Вот тебе и ну, – надулся Кульман, извлек из кармана брюк огромного размера платок и добросовестно вытер обильно вспотевшее лицо. Илья бросил виноватый взгляд на Елену Николаевну, вздохнул и неумело, как все некурящие, поджег сигарету.
– Счастливый ты парень, – сказал он и то ли криво улыбнулся, то ли с непривычки поморщился от дыма, чем вызвал новый прилив краски на ее лице, на этот раз уже от удовлетворения, а Кульман робко и коротко глянул на него как на человека, страдающего неким неаристократическим недугом, вроде алкоголизма.
– Тогда заводи свое дело, что ли, – заметил Кульман. – А то что на дядю-то работать?
– Думаем, – сказал Илья. – Пока и так хватает. И голова не болит.
– Да, все это одна тема, – вновь обретя свою беспечность, заметил Кульман и взял руку Елены Николаевны в свою.
– Тема? – усмехнулся Илья. – Ты бандит или ученый?
– Я ученый, – весело подтвердил Кульман. – Но сейчас все – одна большая тема. Так жизнь быстро идет, – внезапно погрустнев, сказал он. – Ничего не успеваешь. А сколько было планов!
– Ну-ну, Леха, – испуганно забормотал Тимофей. – Тебе ли жаловаться? Ты на нас посмотри.
Взошедшее солнце расправило пальцы лучей, как будто собиралось сыграть еще одно скерцо на гребнях веселых волн. Манило к себе волнующееся море, пляж быстро заполнялся купальщиками, и кафе стали оживать после своего ночного загула.
Но оба они уже ощущали, что инерция этого броска на юг стала иссякать, в часы и минуты начало вливаться солнечное однообразие, и на следующий день решено было возвращаться в Москву.