Крепость сомнения
Шрифт:
– Такую красоту им отдали, – с досадой произнес турист в светлой псевдокитайской псевдопартийной блузе. – Своими руками. – Здесь он скептически оглядел свои руки, будто именно этими самыми руками он резал Перекоп.
– Кому? – спросил Тимофей.
Турист повернулся и уставился на него, словно до этой секунды не замечал его присутствия.
– Татарам, кому же еще, – ответил он гневно. – Hо этим тоже достанется. – Он неопределенно мотнул головой в сторону берега. – Скоро и здесь полыхнет. Достанется им на орехи. – И его лицо приняло на мгновение парадное выражение. Казалось, он предвкушал скорое торжество некой могущественной партии, к которой принадлежал
После того как куртка Тимофея спасла Аннушку от холода, между ними образовалось некое корпоративное дружелюбие, или, по крайней мере, доверие. Вечером в ресторанчике, устроенном над самой водой на гигантском обломке скалы, пили разливной «Славутич», каховский коньяк «Таврия», ели жареную осетрину, а Аннушку пичкали фруктовым салатом и сбитыми сливками. За полтора часа, проведенных за столиком, отыскалось несколько общих знакомых, хорошо известных преподавателей и парочка узко-групповых знаменитостей.
Догоравший закат заставлял время от времени умолкать и обращать глаза к горизонту, где густое розовое солнце уже обмакнуло в море свой нижний край, зайдя за лоскуты облаков в лиловых подпалинах, исполосовавших половину неба. В домиках, забравшихся по склону под самый козырек скал, жаркими угольями вспыхивали и погасали стекла обращенных к морю окон.
В воде лежали накрошенные камни, огромные, в человеческий рост, словно разбросанные исполинскими руками тех существ, которые обитали этот берег еще до людей, в незапамятные времена.
– Значит, мы встречались все время на сачке, – никак не хотел успокоиться Тимофей. Эта встреча действовала на его воображение. – Там же все курили и прогуливали.
– О, я уже давно не курю, – заметила Аля и погладила дочку по головке. – Это солнышко мое отучило меня, правда?
Аннушка, заметив, что опять оказалась в центре внимания, заболтала ножками и прикрыла свое смущение хитренькой улыбкой.
– Странно, а я не помню, – сказал Илья.
– И я, – сказала Аля поспешно, как будто именно в эту секунду думала о том же.
Тимофей все предлагал совершить каботажное плавание на непонятного рода и племени кораблике под названием «Гикия», с владельцем и капитаном которого он сдружился утром на причале, но Алина крымская декада подходила к концу. Она беспокоилась, как выбраться к поезду, и жаловалась, что совершенно невозможно найти такси.
– Представляете, ну просто ни одного объявления! И в администрации никто ничего не знает. Неужели деньги людям не нужны?
– Мы вас отвезем, – решительно заявил Тимофей, хотя машина была не его, а Ильи. Илья посмотрел на него несколько угрюмо, однако кивнул головой, утверждая приговор своего товарища. Он взялся было за пузатую бутылку с коньяком, но подумал и оставил ее в покое.
В обществе молодой привлекательной женщины им хотелось быть трезвыми, любезными и предупредительными, близость ее их волновала, и они невольно соревновались в остроумии, и она сама, принимая правила игры, поддерживала эту остроумную любезность на грани флирта. Вежливость и воспитание не позволяли ей отдать предпочтение слишком явно кому-либо из них, однако было все же заметно, что Илье она оказывала больше внимания и больше принимала его всерьез. Взрослой женщине бывает достаточно совсем немного времени, чтобы понять, какого рода чувств может она ожидать от мужчины. Почти так же быстро оценил это и Тимофей и несколькими фразами, которые ничего бы не стоили вне этого пространства, дал понять, что если и не охотно, то без сожаления отступает на беззаботную, определенную и безупречную позицию наблюдателя.
Быстро опустилась темная и густая южная ночь, и непроницаемый сумрак затаился в кустах и у подножий деревьев. По дорожкам, освещенным только-только взошедшей луной, прогуливались еще люди, и голоса их блуждали в притихших аллеях, казалось, сами по себе. Шумно и светло было только у входа в корпус, где несколько мужчин столпились у лежащего на лавке транзистора. Рядом возвышался гигантский расколовшийся арбуз, подставляя свету фонаря толстый глянцевый бок. Динамик хрипло исторгал в душистый вечер растрепанные звуки, сопровождавшие отборочный матч чемпионата Европы между Россией и Украиной. Илья и Тимофей, хотя и повернули головы, но прошли мимо не останавливаясь.
– Не станем уверять, что до такой степени интересуемся футболом, – предвосхитил Илья вопрос, готовый, они чувствовали, сорваться с ее языка.
– Вот это правильно, – подхватил Тимофей, – женщины нас привлекают гораздо больше.
– Эх вы, курортные жуиры, – шутливо попеняла им Аля.
– Да нет, – возразил Тимофей с покорной трезвостью, – парочка простых, немолодых ребят.
– Ну вот и приплыли, – произнес со спокойной иронией кто-то из стоявших вокруг транзистора.
– Ужас тихий, – откликнулся другой то ли в шутку, то ли просто интеллигентно, и тут же из ярко освещенного корпуса навстречу им вывалилась гурьба молодых мужчин и обтекла их, как порыв ветра.
– С пяти метров не попасть! Hу стой ты в воротах, дубина. Куда побежал? Сам не знает.
– Hет, ну такая плюха! – донеслось до них из томной душистой темноты.
Аля попрощалась и пошла укладывать Аннушку, которая нынешним вечером побила все рекорды незаконного бодрствования.
– Ну вот, – удовлетворенно заметил Тимофей, когда они остались одни, – вот тебе и приключение в первый же день.
– Это еще не приключение, – возразил Илья. Он окинул взглядом стену корпуса. В некоторых номерах еще горел мягкий, приглушенный абажурами напольный свет. – Да уж. Время наш враг... А вообще спать надо идти, вот что. – Он выгнул кисть левой руки и глянул на часы. – Ну вот, первый час. Все клятвы бесполезны... Может, сходим завтра на те скалы, туда, направо, где дом отдыха этот военный? Там, говорят, ловить надо.
– И вот они были с зеркалом повсюду, – читала Аля. – Скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до неба...
В приоткрытое окно влетел запах канн, плеснуло море. Бежевый мохнатый мотылек ворвался в комнату из темноты и забился вокруг абажура. Аннушка лежала на боку, подложив под голову согнутые ручки, и послушно внимала сказке.
– Все выше и выше летели они, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы его осколков наделали, однако, несравненно больше вреда, чем само зеркало. Некоторые из них величиной всего с песчинку, разлетаясь по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи одно лишь дурное, ибо каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось прежде целое зеркало. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда...