Крепость

Буххайм Лотар-Гюнтер

На столе у командира аккуратная, покрытая яркими цветами скатерть, на ней ваза без цветов, а по обеим от нее сторонам в рамках карточки его жены или невесты. На полке у кровати – радиоприемник. Произношу слова, которые он от меня ожидает: «Да. Круто!», и командир батареи просто расцветает от этих слов.

На местности он, словно экскурсовод, показывает мне большую воронку: «Это след от снаряда диаметром 40,6 орудия линкора «Rodney». А там, рядом, от авиабомбы сброшенной со штурмовика.»

Проходим дальше. Там осколок пробил насквозь предохранительный щит. Висящая на нем стальная каска напоминает собой решето: довольно впечатляюще.

– Командир орудия получил знак за ранения, –

произносит командир батареи. Что случилось с головой командира орудия, на котором была эта каска, предпочитаю не спрашивать.

У орудия между немецкими солдатами стоят настоящие татары, напоминающие своими бородами гордых жрецов.

Беру бинокль и направляю его на флот. Все корабли держат над собой аэростаты воздушного заграждения. Транспортные суда расположились в кругу охраняющих их крейсеров и эсминцев. Различаю теперь даже небольшие десантные лодки, которыми переправляют на берег грузы.

– Проклятье, что наши орудия не могут достать до них, – говорит комбат. – Несколько километров севернее от нас, Томми уже раз высаживались. Парашютисты. Ночью с 27-го на 28 февраля 1942. Они взорвали тогда радиолокационную станцию. И без потерь. Сюда на самолете – обратно на катерах! Отлично организованная операция!

Глаза слезятся, и я опускаю бинокль. Мне непривычно долго смотреть в него.

– Удивительна подобная чудовищная организованность, – слышу вновь голос комбата, – Только представьте себе: почти 1000 транспортных самолетов и грузовых планеров они собрали в один кулак. Мы как-то подсчитали: только парашютистов около 20000 человек. Да плюс к этому почти 10000 штурмовиков, истребителей, бомбардировщиков, около 1000 боевых кораблей, 5000 десантных кораблей. Каждая из приведенных цифр – это что-то невиданное!

Все это он произносит таким тоном, словно хочет воодушевить меня на героические деяния.

– Наверняка американцы и англичане уже наготове, на южной стороне своего острова, – бросаю в ответ, чтобы не молчать, – И каждый полностью экипирован! Не могу лишь представить себе, как все это организовано у них в порту! Такие силы – я подразумеваю, такая масса кораблей и людей никогда там еще не скапливалась. Это беспримерно!

– Ваши слова звучат как явная вражеская пропаганда! – ропщет комбат, – Хотя мы не имеем ни малейшего представления, сколько тонн материалов, боеприпасов уже перегружены на корабли. Но по всему видно – чудовищное количество! Все выглядит так, словно уже фактически все готово к немедленному снабжению их войск и вот перед такой организацией и координацией действий надо действительно снять шляпу.

Если бы, паче случая, нас в эту минуту услышал бы какой-нибудь союзник, удивлению его не было бы предела. Со своей стороны пытаюсь как-то утихомирить комбата. поэтому тихо говорю: «Их стратеги не слабые ребята!» – «Да, они чертовски ловко управляются со всем этим хозяйством!» – спокойно соглашается комбат, «Они начали усиленно этим заниматься уже с начала года. Но довольно хитро: из их налетов на мосты и железнодорожные узлы было абсолютно неясно, где они хотят высадиться. Булонь атаковалась с воздуха также как и Орлеан, Реймс и другие города. К тому же одновременно бомбовым ударам подвергались и наши аэродромы и наши РЛСы. А все это вместе взятое никак не указывало на направление их главного удара.»

Кажется, командира батареи словно прорвало. Вероятно, он давно не имел возможности поговорить на равных о тревожащих его мыслях. «А ночью, когда они напали, была невероятно отвратительная погода – словно море навалилось на нас со всех сторон. Облака не выше 3000 метров. При этом сильный северо-западный ветер. Для десантирования самая подходящая погода. И при этом у нас

никто не просчитал, что они заявятся именно этой ночью. И в самых труднодоступных местах.» – «Как же им удалось разгрузить такое количество грузов без портовых сооружений?» – «Они задействовали огромные понтоны, с помощью которых соорудили своего рода грузовые пирсы у берега. Могу, как наяву представить себе эту работу: они притопили понтоны и те плотно сели на песок» – «Но все равно это ведь не настоящая гавань с портовыми сооружениями….» – «Однако им это удалось. И они высаживались в бешеном темпе.» – «Мы и мысли не допускали, что не сможем уничтожить сосредоточенным огнем всех своих батарей подошедшие к берегу корабли!» – «Да, но сумасшедшая бомбардировка в ночь на 6 июня уничтожила большинство наших батарей…. Вам следует написать о береговых батареях. Ведь морская артиллерия приняла в этом активное участие. Но их возможности не безграничны. К тому же, едва ли вам удастся попасть к ним. Они полностью закрыты оцеплением. Но кто знает, сколько они смогут продержаться?» – «А Роммель? Ему же принадлежит здесь вся эта лавка….» – пытаюсь задать давно мучавший меня вопрос. – «С января у него забрали авиацию и флот. Роммель был сбит с тока из-за строительства здесь линии обороны. Он постоянно инспектировал его и мешал всем. Но он же не волшебник – закрыть все бреши одним щитом.»

Дальше узнаю, что Роммель сам придумал основные заграждения. По крайней мере именно он расположил эти странные причудливые «ежи» которые могли помешать противнику и остановить его на некоторое время с тем, чтобы создать возможность для батарей вести огонь на поражение. Однако с первого взгляда видно как мало у нас здесь артиллерии.

И тут, словно подслушав мои мысли, эхом вторит мне командир батареи: «Здесь кроме нашей батареи располагаются лишь трофейные команды. А то, что нам здесь надо, находится в Норвегии. Это огромный просчет!»

Мне известно, что у Лонкеса, севернее Байо, стоит батарея 7-дюймовых, а на восточном побережье полуострова Котантен – батарея 8-дюймовых орудий – т.е. орудия лишь среднего калибра. Любой тяжелый крейсер имеет более мощное вооружение.

Подходит штабной врач и два обер-лейтенанта, и я узнаю, что несмотря на эффективность осуществляемой высадки, на батарее царит мнение, что на этом участке осуществляется ложная атака. А собственно главный удар следует ожидать в Па-де-Кале в устье Сены. Потому и стоит там, в полной готовности, 15-я армия.

– По-другому и быть не может. Ведь там для них наикратчайший путь… – уверенно говорит командир батареи. – «Парой миль больше, парой меньше – погоды не делает. Если вся эта армада выгрузится… Они совсем не боятся воздушных атак.» И тут всех словно прорвало: «Кроме того, совсем рядом располагается немецкая граница» – «Здесь, где высадились братишки, они дальше не пройдут» – «Наметив свою цель на востоке, они двинутся прямо между Кёльном и Кобленцем на Рейне…»

Штабной врач показывает мне корзинку с множеством литровых бутылей: кровяная сыворотка. Надписи на английском языке. Корзинка закрыта крышкой на блокираторах: солдаты хотели выпить содержимое, и даже уже попробовали.

– Раздолбаи! – невольно вырывается у меня.

В порту Гавра множество живописных сюжетов. Меж полуразрушенных доков присаживаюсь на стоящий на ребре ящик для рыбы и зарисовываю тральщик.

Скоро вокруг меня собирается толпа матросов, образуя круг с разрывом, в котором могу видеть свой объект. То и дело меня с разных сторон корректируют хриплые голоса: «Посмотри-ка, антенна у тебя на корабле завалилась!» – «Так это у него кран за кораблем.» – «Не-а. это—газгольдер.» – «Ха-ха-ха! Ну, ты полный придурок: это как раз кран!»