Крепость
Шрифт:
– Здесь все изменилось в последнее время, – говорит инженер флотилии Крамер вызывающе громко, после того, как садится в этом бараке на стул прямо напротив меня. Скудость стола между нами лишь подчеркивается в худшую сторону заляпанной пятнами скатертью.
– Я так и понял! – отвечаю ему как можно равнодушнее.
– Подождите еще, пока еду принесут.
Моряки приносят и ставят еду на стол в больших керамических суповых мисках. Когда под-ходит моя очередь наполнить черпаком тарелку, обер-лейтенант направляет на меня свой взгляд в предвкушении спектакля. Как
– Ну? – спрашивает Крамер. – Разве эта бурда не похожа на жратву для лосей?
Я готов от смущения, от множества устремленных на меня взоров, под стол залезть. Но по-ступаю так, как будто должен опять попробовать, чтобы высказать наверняка свое суждение. Проглотив еще одну ложку варева, говорю:
– По вкусу напоминает еду из ресторана Tour d’Argent!
– Да что Вы говорите такое?! – орет Крамер через стол. Затем демонстративно откладывает в сторону свою ложку и объявляет:
– Я уже поел!
– Вот обрадуется зампотылу, – слышу голос соседа по правую руку от меня и спрашиваю:
– Почему?
– Так он получит больше корма для своего свинарника.
– Свинарника? – спрашиваю недоуменно.
– У нас здесь есть замечательная, просто процветающая свиноферма. Разве Вам еще никто об этом не говорил?
Обер-лейтенант Крамер заметно наслаждается озадаченным выражением моего лица. Он не может знать, какие опыты я делал в Бресте со свиньями, и также то, что рядом находится Обер-свиновод Бартль.
– Третья Флотилия – это Флотилия с наибольшим количеством свиней! – гремит Крамер тут же. И затем громко орет через весь стол:
– Я только спрашиваю, почему эта жратва попадает на наш стол вместо того, чтобы непосредственно из котла поступать напрямую в свинарник?!
– Шеф Флотилии, вообще сюда не заходит!
Слышен теперь голос адъютанта, который занимает место как раз за соседним столом.
– Он наверняка знает, что здесь подают! – заключает Крамер. А затем говорит мне:
– Ваш командир тоже еще отсутствует.
– Наверное, ему не сообщили, что сейчас обед. Он, скорее всего, принимает душ. Или лежит, отсыпается.
– Понятно! – бросает Крамер.
Но внезапно изменяет выражение лица.
– В городе соблюдайте предельную осторожность, впрочем, особенно вечером, я так думаю. Примите это предупреждение как обычную предосторожность. Ночные прогулки могут дорого стоить...
И в тот же миг еще один человек, сидящий напротив, обращается ко мне:
– Поскольку Вы здесь новичок, запомните: Не ходите в кино!
– А что в этом опасного?
– Блохи! Вас просто сожрут и не подавятся. Это что-то! Тигры, а не блохи! Дома они почти все вымерли – но не здесь!
Господи! Мне просто необходимо, наконец, принять душ! И тут мне приходит на ум: У меня нет сменного белья! Мне снова придется напялить на себя эти плохо пахнущие лохмотья, даже если я отдраю себя до блеска... Нет! Только не это! Все мое тело и разум противятся этому. Только не это! говорю себе еще раз. Надо выработать план действий: нижнее белье быстро простирнуть,
А подкладку разве можно стирать? Этот вариант, к сожалению, не годится. Ее материал слишком толстый, и не высохнет так быстро.
Допустим, говорю себе, но таким образом, как я это себе планирую, у меня между кожей и подкладкой все-таки будет хоть какой-то изолирующий слой.
Сказано – сделано:
Мое тело, промокшее до костей, стоит, наслаждаясь, под сломанным душем.
Что за благодать!
Я моюсь, ощущая каждую клеточку своего тела и ощупывая себя: Затылок, плечи, грудь. Я весь «в наличии» и данные мне Богом при рождении части тела – все при мне. Осматриваю тело спереди и при этом не обнаруживаю ни малейшего повреждения. И стоя в бьющих по телу и голове водяных струях думаю: Почему же я снова остался жив? Почему только я остаюсь снова и снова неповрежденным? Часто казалось речь шла буквально о нахождении на волосок от гибели, но смерть проносилась стороной. Неудивительно, что я уже давно начал верить в свою неуязвимость. Так оно и есть: Мое святое, благословенное тело – неуязвимо...
Мое тело совершенно: Оно гораздо лучше выдерживает волны перепадов давления от взрывов, чем это делают фланцы в корпусе подлодки.
Моя кровь пульсирует, мои легкие качают воздух как кузнечные меха: Абсолютно все во мне функционирует.
Кладу средний и указательный пальцы левой руки на шею слева и нахожу там артерию, по биению пульса. Где-то, наверное, 70 ударов в минуту – здорово!
Когда я полностью отвертываю краны, то на какой-то миг пугаюсь вида падающей воды. Но я начеку и невольно декламирую стихи:
Бежит волна, шумит волна! Задумчив, над рекой Сидит рыбак...И тут ловлю на себе укоризненный взгляд человека, также желающего принять душ. Я, в гор-дом одиночестве, вообразил себе, что только я могу похвастать умением декламировать стихи в минуту релаксации, но внезапно этот человек встает и декламирует дальше:
...душа полна Прохладной тишиной…В следующий миг он, обнаженный, подает мне свою влажную от пота ладонь для рукопожатия.
– Я здесь Второй помощник.
Знакомство в обнаженном виде – снова!
– Вы были довольно сильно удивлены при освидетельствовании...
– Как Вы это узнали?
– Совершенно просто: стоило только присмотреться к Вам – и все стало совершенно ясно. Ведь мы здесь больше уже ничему не удивляемся...
Мой знакомый аккуратно намыливается, и при этом говорит:
– Собственно ему требуется разрешение на право ношения оружия при таких саблеобразных ногах!
Ясно, что он подразумевает этими словами своего шефа Флотилии.