Крепость

Буххайм Лотар-Гюнтер

Но здесь, в Коралле, ему нельзя делать такие заявления, что бы он не чувствовал в себе. Здесь, нежели во флотилии, чрезвычайно опасно вести такие разговоры!

Закончилось ежедневное обсуждение положения дел и мне надо прибыть на беседу к начштаба.

Как мне втолковать ему, что эта свинья Зуркамп был заманен в ловушку? И, предположим, мне это удастся: что же он сделает?

– Господин Гроссадмирал желает публикации вашей книжки, т.е. ее переиздания. – Без обиняков заявляет начштаба. – Обсудите это с вашим издателем. Ему нужно, в случае необходимости, связаться с нами.

Начштаба

подает мне какой-то лист обычного, стандартного формата. Ощущаю его довольно жесткую поверхность.

– Прочтите! – скрипит начштаба. Текст напечатан довольно кучно. Вверху, крупными буквами стоит штампованная фраза «ШТАБ-КВАРТИРА КОРАЛЛ». Штамп, по всему видно, не один раз прикладывали к этому жесткому, будто деревянному, листу. Что за жалкая, ядовито-желтая бумага! Ниже идет текст:

«В свое время, заказанный ВМФ большой тираж вашей книги «Охотник в море» для подводников и подрастающего поколения, в результате вражеского налета, незадолго до окончания печати, был уничтожен. То, что эта книга в своем документальном изложении показывает большую роль участия в войне подводного флота и борьбу одинокой подлодки – является подлинным знаком мужества и стойкости для солдат других фронтов и родов войск и для всех граждан нашей Родины в идущей войне. Также ваша книга раскрывает быт и успехи подводников, что также является огромной ценностью и для обучения нашего подрастающего поколения. Поэтому, неотложным является немедленное восстановление переиздания всего тиража книги».

Эта тирада слово в слово повторяет то, что мне диктовал Роланд. Значит, Дениц просто перепечатал его безо всяких изменений и скрепил своей рукой задранной вверх подписью-закорючкой.

– Премного благодарен, господин адмирал! Только … – тут я вдруг начинаю заикаться. – Только издатель, к сожалению, арестован, господин адмирал!

Лицо начштаба внезапно темнеет, наступает гнетущее молчание. Мучительно долго он стоит как вкопанный. Ну, думаю, я и влип. Меня бы не удивило, если бы в этот момент я услышал голос, мечущий громы и молнии. Но едва лишь начштаба поднимает голову и устремляет пристальный взгляд мне в лицо, становится ясно: никаких шансов! Наконец, твердо, словно взяв себя в руки, он произносит:

– Но ведь издательство продолжает работать и дальше?

– Так точно, господин адмирал, работает! – понимаю, что тут я переборщил малость.

– Так что же вы ждете? – отрывисто бросает начштаба и мне остается лишь взять прочитанный мною лист, произнести: «Покорнейше благодарю, господин адмирал!», откозырять, и молодцевато повернувшись кругом, покинуть кабинет.

Выйдя, несколько мгновений стою на месте. Чувствую себя как пришибленный. Это чувство не отпускает меня, пока вдруг не вспоминаю: Этот добряк Казак одурачил сам себя! Попался как вошь во щепоть!

– Господин фрегаттен-капитан находится с докладом у господина Гроссадмирала. – сообщает писарь, унтер-офицер в приемной адъютанта. Что-ж, остается ждать.

Наконец пришел адъютант и сообщает мне, что у Гроссадмирала нет никакой возможности позировать мне. Может быть, у меня недостаточно набросков господина Гроссадмирала, с которыми я мог бы работать?

– Обязательно попытаюсь! – отвечаю ему и думаю: остается смириться. Ничего

не остается, как покинуть сие место. Держу курс в свой барак и не могу поверить в то, что все решено бесповоротно: раз и навсегда. Глупо усмехаюсь: «Rien ne va plus!». Все, для чего меня сюда командировали: Геббельс – Дениц, все пошло прахом.

На КПП снимаюсь с учета и получаю отметку о выбытии. Если бы я остался, то определенно имел бы еще одну спокойную ночь. Но хочу уехать и немедленно.

Жду всего 10 минут, и сажусь в подъехавший автобус.

НАЗАД В БЕРЛИН

– Налет прошлой ночи пришелся прямо на центр Берлина. Район вокзала Анхальтер пострадал больше всего, – слышу в поезде. Опять не повезло!

Ветер высоко вздымает пыль от разрушенных зданий и почему-то бросает ее мне в лицо. То слева, то справа, а то и спереди. Буквально весь опять покрыт грязью когда, наконец, добираюсь до Масленка. Словно преданный пес подаю свою поноску – письмо подписанное Деницем.

– Это хорошо! Это очень хорошо! – ликует Масленок. – Это письмо вы должны немедленно переправить в издательство. Мы опасались того, что господин Гроссадмирал не найдет времени для позирования. Господин фрегаттен-капитан уже уведомил меня.

Наступает пауза. И затем вновь:

– Но нам нужен портрет господина Гроссадмирала. ВМФ должен быть не менее ярко, чем в прошлом году, представлен в Доме Германского Искусства!

Опять эта идея фикс! Но, если правильно все сделать, есть возможность выбить себе рабочий отпуск…

– Я мог бы попытаться, господин капитан, – произношу с надеждой в голосе. – Но здесь, в Берлине, у меня, к сожалению, нет ни привычного окружения, ни привычного материала…. И еще: я не представляю себе занятия лишь портретными набросками. В моих замыслах присутствует своего рода голландский мотив: командующий среди своих ассов- командиров – Прина, Эндраса, Шепке, Кретчмера …. Вся группа в полный рост. И все это надо выписывать исключительно отдельными портретами, господин капитан!

– Но некоторые из них уже погибли! – возражает Масленок.

– У меня есть их наброски и даже в цвете – я сделал их давно. Но они все в Академии, господин капитан!

– В Мюнхене?

– Так точно, господин капитан. – И дабы закрепить в его мозгу высказанную мною ранее мысль, повторяю:

– В моей мастерской, в Академии, в Мюнхене.

На меня тут же обрушивается шквал вопросов: сколько портретов я уже написал, сколько времени потребуется на все…. Затем Масленок погрузился в глубокие раздумья. Только не перебей его! – даю себе установку.

Масленок сидит за своим столом, сложив руки, словно молясь, и я лишь удивляюсь тому, как наманикюрены его ногти. Хотел бы я иметь тоже такие безупречные коготки, но мои ногти слишком узки и слишком мягки для того, чтобы достичь такой элегантности.

– Мюнхен тоже очень сильно бомбят… – говорит мой начальник довольно нерешительно, но я в один миг понимаю, что необходимо парировать его выпад.

– В Фельдафинге у меня есть еще одно помещение для работы, господин капитан! – как можно убедительнее произношу я. – В прошлый раз я именно там и работал – и больше, чем в мастерской.