Крепость
Шрифт:
– Возможно, все так и будет, господин обер-лейтенант!
– Да, на войне все возможно! – говорю ему в ответ, и Бартль заливается румянцем.
По пути к машине, говорю:
– Если Вы снова смоетесь Бартль, шутки закончатся! Нечто подобное и очень глупое может придти на ум только Вам. Будто Вы не знали, что последует за самоволкой!
– Мне это было безразлично, господин обер-лейтенант. Совершенно безразлично. Уж поверьте мне...
– Да, ладно…
– Вы хорошо сказали, господин обер-лейтенант...!
Но
Когда уже забираюсь в кабину, он обращается ко мне:
– Вам все-таки следует обратиться за врачебной помощью, господин обер-лейтенант!
– Да знаю я! Но для начала и так сойдет. Все хорошо.
Это была, конечно, ложь. Дела вовсе не так хороши с рукой, как хотелось бы. Я все еще чувствую биение пульса в локте. И если не ошибаюсь, то у меня снова температура. Но может быть сверлящий меня голод, это он вызывает температуру? Если появляется температура, не значит ли это, что надо бы перекусить?
– Надо бы, прежде всего, червячка заморить! – кричу громко, как если бы речь шла о сообщении о победе.
– Здесь, похоже, есть подходящий ресторанчик.
Приказываю кучеру:
– Развернитесь-ка вокруг этой площади и станьте боком, мордой на дорогу – ресторанчик выглядит аппетитно.
Заставляю Бартля тоже выйти. Еда ему не повредит. Кормежка всегда хороша.
Я могу понять горе, обуявшее Бартля.
Вижу, как он сидит в бедно меблированной комнате и черпает суп ложкой, и при этом нет никого, кто может его выслушать, этого большого, плетущего свои тенета Бартля...
А я?
Куда я должен буду обратиться, когда все это волшебство закончится?
Я бьюсь с судьбой и собираю все свои силы, чтобы избежать петли и затягивания ее вокруг шеи.
Но с какой целью, собственно говоря?
Невольно вынужден закрыть глаза, поскольку у меня слишком сильное головокружение: До Парижа я еще мог держаться надеждой, что могу напасть на след Симоны. И при этом я точно знал где-то внутри, что это была всего лишь иллюзия – а еще и то, что искренне верил, что поймаю Бисмарка, и покажу этому проклятому монстру, виноватому в гибели Симоны, где раки зимуют – вот что держало меня на плаву.
Но никого из моих мучителей я не поставил к стенке и не призвал к ответу. Ни один из них не дрожал с поднятыми руками перед дулом моего пистолета, как я себе это часто представлял. Солдафоны-службисты, типа Бисмарка и его банды, выбрались и сбежали от меня так же ловко и удачно, как и те крысы с верфи, что сбежали с подлодки.
Но теперь не это меня волнует.
То, в чем мы действительно теперь нуждаемся – это тихий, уютный ресторанчик. Еще раз перекусить с французского стола, и тогда сам черт нам не брат!
Вытягиваю шею то влево, то вправо и еще через держащие руль руки «кучера»: Вот будет смех, если не найдем подходящего ресторана!
Квартал, который мы сейчас проезжаем, прямо-таки пахнет хорошей едой.
И вот,
«Кучер» начинает снижать скорость, и тогда я говорю: «Стоп!»
Выхожу и осматриваю заведение вблизи.
Через три дома дальше стоит еще один ресторан, под названием «У белочки» – где за витринной шторкой расставлены чучела белочек, и даже несколько композиций изображающих во всю трахающихся белок.
Спаривающиеся в витрине белки мне совсем не нравятся, но, скорее всего, это и есть модерн! Раскачивающиеся двери с расписной узорчатостью под дерево, кажутся излишне ярки-ми. Подрагивающий желтый цвет, действительно не впечатляет. Но затем понимаю, что это всего лишь отблеск вибрирующей латунной ручки двери. Латунные отблески также и внизу дверей, на полосе-ограничителе, и они здесь, конечно, более к месту.
Глотаю болеутоляющую таблетку, закинув ее за жабры, откинув назад голову, после чего де-лаю глубокий вдох и вперед! Курсом в кабак.
– Берите сумку с собой! – приказываю Бартлю.
В мягком, приглушенном дневном освещении различаю искусственные цветы на столах, но за столами никого нет. Только несколько посетителей у барной стойки под черно-коричневым кессонным потолком. Все выглядит солидно. И хорошо подходит для большого пира – для на-шего прощального пира с великой матерью-Францией.
Неудивительно, что пока еще так пусто. По французской традиции мы заявились немного раньше обычного.
За столом, наслаждаясь покоем и тишиной, произношу:
– Это наверняка последний раз!
– Своего рода последний обед приговоренного к смерти!
– Не совсем так, Вы, паникер!
– Кто знает точно, что с нами еще может случиться!
– Теперь могут иметь место лишь приятные неожиданности...
– Вы так это говорите, господин обер-лейтенант...
«Кучер» явно смущен. Он не знает, что должен делать со своими грубыми, рабочими руками, совершенно грязными от сажи из-за постоянного помешивания кочергой угольев в топке.
– Думаю, Вам стоит найти здесь кран, чтобы отмыть свои ласты.
– Аха-аха, господин оберлайтнант, – хрипит «кучер» и исчезает.
Наконец Бартль приступает к действию. Судя по всему, он постепенно снова приходит в себя.
Вижу, как хозяин заведения украдкой бросает взгляды на наш «ковчег», стоящий прямо пе-ред большим окном ресторана у бордюра. Да, пожалуйста, смотри на него сколько влезет! Наш «ковчег» заслуживает Железный крест. И он его действительно заработал! Он не принес ника-кой славы Maquis, уже хотя бы тем, что стоит здесь, перед этим рестораном – аккуратно припаркованным к тротуару, как будто бы уже давно наступил глубокий мир.