Крепостной шпион
Шрифт:
— Что за чёрт?
— Спасибо, Питер, — сказал Виктор, — ты очень вовремя. Ещё секунда и этот ревнивец заколол бы меня.
Повернувшись, Генрих Пашкевич увидел сморщенное личико карлика и длинный кинжал в маленькой ручке.
— Нет, — сказал Виктор, — ни в коем случае. Если ты его убьёшь, Аглая никогда мне простит.
Пашкевич поднялся на ноги, отряхнулся. Виктор приставил остриё сабли к груди полковника и вдруг совершенно неожиданно для Генриха бросил своё оружие. Сабля со звоном брякнулась об пол.
— Если хотите, можете зарезать безоружного, — сказал Виктор, — но
— Где Анна Владиславовна? — спросил Пашкевич, почему-то поворачиваясь к ребёнку.
— Я не знаю. Честное слово, я не знаю. Я думал она здесь. Я пришёл предупредить Вас, что завтра похороны и это убежище уже знают. Вы должны сейчас же уходить отсюда.
Сказав Генриху, что иного пути, как спрятаться в склепе, у них нет, Анна немного погрешила против истины. Она много месяцев провела здесь в заточении и уже знала как можно тайно достать лошадей и какой дорогой лучше выбираться из поместья. Но Анна Владиславовна не стала посвящать Генриха в свой дальнейший план. После смерти негодяя, должно было вступить в силу его завещание. До того момента, как это сделает кто-нибудь ещё, Анна Владиславовна хотела взять из тайника документы. Но как проникнуть в центральную часть усадьбы, где в одном из двух тайников в кабинете или за портретом в столовой должны были лежать документы? Возле дома расхаживали двое часовых.
Легко миновав кладбище и проскользнув по саду, Анна Владиславовна из-за деревьев долго рассматривала дом. Левое крыло перестало существовать, центральная часть полуразрушена и только в правом крыле светились окна. Анна дождалась, когда часовые сошлись возле левого разрушенного крыла и вошла незамеченной прямо через парадный вход. Пробираясь в кромешной темноте, Анна задела рукавом накрытый стол, звякнуло какое-то стекло.
— Кто здесь?
Вспыхнула свеча.
— Ах, это ты, Нюрка, — сказал Анна, — а я-то подумала…
— Не знаю уж чего Вы, барыня, подумали, — сказала пакостным голосом девка, приближая свечу к лицу Анны Владиславовны, — но только Вас здесь все ищут.
— Зачем же меня искать? — удивилась Анна. — Кому я понадобилась?
— Все думают, что это из-за Вас барина нашего, Ивана Кузьмича, убили.
— Но ты-то, надеюсь, не думаешь так? — отступая, Анна уже пыталась представить себе внутренний план дома.
— Думаю? И я также думаю. Из-за Вас! — во всё горло крикнула девка, и уже, сколько хватило сил, завопила: — Сюда, сюда, все сюда.
Тут же в двери парадного входа возникла фигура часового.
— Стой, — сказал часовой неуверенно. — Стой, стреляю.
Выбив из руки Нюрки горящую свечу, Анна кинулась к лестнице, ведущей наверх. Моментально сбежала по ступеням, замерла, пытаясь сориентироваться в темноте, кинулась по коридору, нашла окно, распахнула, перекрестилась и прыгнула вниз. Села в снегу, вскочила, но не успела сделать больше ни одного шагу — тяжёлый удар кулака лишил её сознания.
Очнулась Анна Владиславовна лежащей на полу. Над ней склонялась отвратительная рожа Микешки.
— Что, прочухалась, стервь? — язвительным голосом полюбопытствовал любимый лакей Ивана Кузьмича. И, повернувшись, доложил: — Зря сомневались, живая она. Не зашибли.
Анна Владиславовна приподнялась на локтях и присела. Прямо перед ней в креслах сидели помещики. Константин Грибоядов играл длинной тонкой косточкой, Григорий Полоскальченко просто пожирал её глазами.
— Я всё понимаю, — сказал Полоскальченко, чуть наклоняясь вперёд, — но позвольте спросить, где же Вы, Анна Владиславовна, всё это время прятались?
— В лесу сидела, — сообразив что лучше хоть что-то ответить, чем промолчать, отозвалась Анна.
— Врёте, — Полоскальченко обернулся к Грибоядову и сказал: — Я уверен, она там не одна пряталась. Должен быть ещё кто-то.
— Кто? Кто ещё может быть?
Помещики были пьяные. Вялый допрос продолжался не более получаса. Вопросы повторялись одни и те же, только противный шут Микешка скакал вокруг молодой женщины и просил разрешения лично казнить виновницу.
— Связать её, — приказал Грибоядов. — До завтрашнего утра подождём, может, герой-спаситель объявится. Не может же быть благородный рыцарь, чтоб в беде свою даму оставил, а коли оставит — завтра с рассветом публично казним.
— А давайте на цепь её посадим? — предложил Полоскальченко. — Хоть недолго, пусть в ошейнике посидит.
Огонь в фонаре неожиданно замигал и стал меркнуть. Теряя единственный свой источник света, склеп неровными толчками то погружался в темноту, то опять появлялся.
— Нужно уходить, — повторил Виктор. — Иначе, утром вас обнаружат здесь и убьют, как поубивали всех ваших товарищей.
— Кто-то живой остался?
— Несколько человек, они заперты в подвале. Если Вы не послушаете моего совета, вы, в лучшем случае, составите им компанию. Впрочем, я знаю местные нравы, по всей вероятности, с рассветом пленников казнят.
— Я не верю Вам, — Пашкевич приставил остриё клинка к горлу Виктора. — Коли Вы не хотите защищаться, то я убью Вас так же, как и барина Вашего, Ивана Бурсу. Так что лучше берите саблю и защищайтесь.
— Не стану я, коли уж до сих пор не стал. Я, как человек делающий с Вами общее дело, просто не могу драться с Вами. Не могу и не буду, хватит.
— Общее дело? Что Вы этим хотите сказать? Вы член «Пятиугольника»? Ерунда. Вы никогда не докажете мне этого.
— Вспомните, — сказал Виктор, — вспомните, Генрих. Ночью во дворе Трипольского, когда люди Бурсы напали на усадьбу, или Вы считаете, что Вас Господь тогда выручил, проведение? Это я Вас спас. А утром и потерянный мною знак нашли и присвоили. А меня за это потом, между прочим, плетьми били, думали, оплошал.
— Значит… — Генрих не находил слов, — значит, Вы член «Пятиугольника»?
— Не верите?
Виктор небрежным жестом повернул отворот одежды — сверкнула под лампой пятиконечная серебряная звезда.
— Вы этот знак выкрали, — сказал Пашкевич. — Он Вам не принадлежит.
Виктор перекрестился.
— Ваше право не верить мне. Но этот знак мне вручил сам магистр ордена, Константин Эммануилович Бурса.
— Но почему я тогда не видел Вас в Петербурге?
— А я почти не жил в столице. После вручения знака я по делам Общества отбыл в Париж.