Крепостной шпион
Шрифт:
«В начале я ударил саблей Анну Владиславовну, — думал он во сне, — теперь спас этого негодяя Виктора. Почему я? Почему моя рука разит только друзей, а спасают врагов?»
Глава 6
Фасад, обращённый к реке, просто завораживал взгляд Анны Владиславовны. Комкая в руке краешек шторы, она стояла подле окна и смотрела на улицу. Ничего не изменилось здесь, будто с того момента, когда Анна, тогда ещё Покровская, впервые приехала в особняк на Конюшенный, прошла только минута. Анна смотрела на павильон
— Сударыня, — сказал полковник, — я до сих пор молчал, но теперь, когда все опасности позади…
— Да, прошу Вас, — не в силах оторваться от окна, сказала Анна. — Мне нечего от Вас скрывать.
Павильон венчала отлитая из меди золочёная фигура коня на шаре. Шар отражал солнце, и молодая женщина сосредоточилась на этом ярком блике, кусала губки.
— Я слушаю Вас, Генрих.
Полковник, преодолев смущение, сказал:
— Конечно же… Конечно, я преклоняюсь перед Вашей стойкостью. Решиться на подобное по доброй воле — венчаться с рабом, а потом отдаться грязному негодяю ради счастья всех людей на земле. Может быть, чище поступок для образованной светской женщины, но Анна почему, почему Вы не рассказали мне всю правду сразу? Неужели Вы думали, что я осудил бы Вас? Неужели Вы думаете, что я не нашёл бы сил поддержать Вас? Неужели?
— Что? — резко обернувшись, сказала Анна. — Что за ерунду Вы говорите. Откуда Вы это взяли? С чего Вы решили, что все мерзости мною были совершены по доброй воле. Неужели, Генрих, Вы думаете что я лгала Вам?
«Боже мой, — подумал полковник. — Боже мой. Какой же я идиот, как я мог поверить этому Виктору? Он обманул меня, а я спас негодяю жизнь. Господи, что я натворил?»
— Отвечайте, — сквозь слёзы потребовала Анна. — Отвечайте, откуда вы все эти глупости взяли отвечайте. Ну же!
— Простите, — Пашкевич никак не мог придумать, что же теперь сказать, как загладить свою вину. — Простите меня, я поверил наглому лжецу. Я незаслуженно обидел Вас, Анна. Как я могу теперь вымолить прощение?
Анна Владиславовна отвернулась, красивая головка кокетливо наклонилась, из-под кружевного чепчика мелькнул быстрый взгляд, слёзы почти просохли.
— Купите мне годовалого чёрного жеребца с белой звездой во лбу, — сказала Анна. — Купите, а я подумаю, может быть, я когда-нибудь прощу Вас, Генрих.
Успешное завершение операции, проведённые при его поддержке, порадовала ротмистра Михаила Валентиновича Удуева. Отчёт, посланный им в Тайную экспедицию, не был полным, но содержал все основные факты. А когда Афанасий Мелков со своим небольшим отрядом возвратился в северную столицу, Удуев счёл своим долгом сходить на кладбище. Долго стоял он подле могилы молодых супругов.
«Отомстили мы за вас, Иван и Марья, отомстили. Мучитель Иван Бурса мёртв, — думал он, обращаюсь к лежащим под землёй молодым супругам и глядя на треугольный камень. — Поместье, где пытали вас, разгромлено. Палачи — кто бит плетьми, кто продан, кто в лес бежал, — сказал он, непроизвольно водя рукой по своему кафтану, разглаживая карман, где лежала страничка когда-то вырванные из книги Апулея «Золотой осёл». — Так что всё завершилось самым лучшим образом. Спите спокойно, милые мои, спите покойно».
Но ротмистр лгал. Ничего ещё не было кончено. Виктор и Аглая крылись, и он имел строгое предписание к розыску беглецов.
Через неделю после возвращения Мелкова, Константин Эммануилович Бурса письмом пригласил ротмистра к себе. На Конюшенной давали бал, и Михаил Валентинович был несколько удивлён тем, что Бурса назначил ему время как раз к началу этого пышного приёма.
— Что-то срочное, Ваше превосходительство? — спросил Удуев, склоняю голову на пороге знакомого затемнённого кабинета. — Вам опять потребовалась моя помощь?
Снизу уже долетали оживлённые голоса, шорох туфель, стук жезла, музыка. Магистр «Пятиугольника» сидел за столом. На его лице прочитывалось сильное беспокойство.
— Давайте без обиняков, Михаил Валентинович, — сказал он, посмотрев на ротмистра красными от бессонницы глазами. — Теперь мне действительно нужна Ваша поддержка.
— Слушаю, Ваше превосходительство, — Удуев присел на диване.
— Вы знаете, что тот лжеграф Алмазов Виктор Александрович с бывшей крепостной девицей, а ныне богатой мещанкой, Аглаей Ивановной Трипольской, бежали из усадьбы моего брата.
Какое-то время Бурса молчал. Молчал и Удуев. Потом Бурса продолжил:
— Видите ли, Михаил Валентинович, в связи с этим обстоятельством я попал в крайне затруднительное положение. Негодяй Виктор выкрал из тайника и унёс с собой очень важные документы.
— Какие именно, — вежливо поинтересовался Удуев.
— В основном это закладные на владение землёй. У Ивана в долгах больше половины Новгородской губернии. Представить себе трудно как Виктор может употребить эти бумаги. Но не это главное, мне деньги брата ни к чему. А главное в том, что Виктор Александрович Алмазов является законным супругом моей племянницы Анны, и в любую минуту может обвинить её как в двоемужестве, так и в похищении его сына, Андрея. Ведь по бумагам мой внучатый племянник Андрюша, — голос его дрогнул, но он продолжал, — является его законным сыном.
— У меня предписание, — сказал Удуев после ещё одной долгой паузы. — Я должен задержать и Аглаю Ивановну и Виктора Александровича. Оба они обвинены в сговоре против государства.
— Если Вы их арестуйте, будет ли публичное разбирательство? — быстро спросил Бурса и, поднявшись из-за стола, прошёлся из угла в угол.
Удуев погладил усы. Он ожидал такого вопроса, но никак не рассчитывал на подобную откровенность.
— Так что, Михаил Валентинович, коли случиться так, что они окажут сопротивление при аресте, — Бурса остановился против Удуева, — пусть случайно получится, что они оба погибнут. Я не буду особенно огорчён.
— Да где же их искать-то? — сделав вид, что не понял, сказал Удуев. — А коли попадутся, то конечно, — он подмигнул Бурсе, — я постараюсь для суда сохранить им жизнь.
Снизу долетел взрыв громкого хохота, задорно заиграл клавесин.
— Конечно, — сказал Бурса, возвращаюсь за стол. — Вы правы, ротмистр.
Первый бал после почти трёхлетнего перерыва растревожил Анну Владиславовну. По стечению обстоятельств, её муж, Генрих Пашкевич, не имел своего дома в Петербурге, и с дозволения дядюшки они до времени поселились на Конюшенной. С самого утра Анна поразила Генриха, предложив немного потанцевать вдвоём.