Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
Шрифт:
Земля стремительно вырывалась с боков залитого водой лобового стекла и сразу пряталась под широкие крылья. Мелькание дорог, перелесков, деревень и поселков было утомительным. Глаз не успевал их узнавать. Матвей решил, что если он будет пытаться в этих условиях вести детальную ориентировку, то обязательно запутается и заблудится. Надо выдерживать курс полета как можно точнее, чтобы не проскочить стороной изгиб Клязьмы и массив леса, от которых начинался боевой курс.
– Цаплин! Помогай с ориентировкой! Правильно идем?
– Вроде бы да!
…Прошло
Показалась речушка, а за ней и лес. Над лесом надо было ставить оружие в боевое положение.
– Копна, я – Семьсот двенадцатый, парой прошу разрешения работать.
– Семьсот двенадцатый, я – Копна, разрешаю подход. Подтверди цель.
– Я – Семьсот двенадцатый, колонна танков… На боевом.
– Я – Копна, разрешаю работу.
– Цаплин! Перезарядка, все снять с предохранителей.
– Сделал. Полигон вижу…
– Хорошо. Колонну нашел. С правым доворотом, пошли. Подойди поплотнее.
Матвей довернулся на левую половину выстроенных цепочкой танков и перевел машину на снижение: в прицеле танки быстро росли в размерах.
Огонь…
Загрохотали пушки. Взвизгнув, ушли реактивные снаряды – все восемь в одном залпе. Матвей перехватил гашетки, и к пушкам добавился вой пулеметов.
Земля была уж совсем близко, когда отпустил гашетки пушек и пулеметов. Вывел самолет из снижения метров на двадцать-тридцать и нажал на новую кнопку – пошла вниз бомбовая серия, а другой рукой сразу дернул рычаг аварийного сброса, чтобы не осталась в люках случайно зависшая бомба.
Оглянулся назад. Цаплин шел рядом. Вытер рукавом взмокший лоб – двенадцать секунд атаки кончились.
– Семьсот двенадцатый работу закончил.
– Я – Копна, вижу. Молодцы! Конец связи.
Матвей развернул самолеты курсом домой и услышал, как очередной бомбардировщик докладывал полигону о своем прибытии. Подождал, пока закончился разговор земли с самолетом.
– Цаплин, аварийно бомбы проверил?
– Проверил. Все на предохранителях.
…Короткий передых кончился. Облака вновь начали жать самолеты к земле, пошел дождь. И чем ближе Осипов и Цаплин пробивались к дому, тем плотнее лились потоки воды. Впереди ничего не было видно, по боковым стеклам неслись косые струи, которые воздухом забрасывало в кабину. «Илы» шли над самыми крышами домов, макушками деревьев, а впереди их ждали многоэтажные дома, трубы, мачты.
Матвей посмотрел на Цаплина. Тот опять открыл фонарь и шел вплотную
«Он сейчас полностью доверился мне, – подумал Осипов. – Если я за что-нибудь зацеплюсь, то оба погибнем. Один он из этого ада не выбьется».
– Цаплин, слышишь меня?
– Слышу, командир.
– Вперед или назад пойдем?
– Если найдем аэродром, то вперед.
– А если нет? Ничего не вижу. А как там сядем среди труб и домов?
– Тогда на запасной.
– Вот это другое дело. Давай вправо «блинчиком». Слева от нас где-то рядом большие мачты.
– Понял.
Это «понял» выдало всю внутреннюю напряженность Цаплина. Матвей почувствовал, что ведомый очень боится потерять его самолет в этом дожде, потому что не знает, где они сейчас находятся. А в такую погоду, да еще в Подмосковье, с его путаницей дорог и поселков, ориентировку восстановить почти невозможно…
…Снова полет на восток… Прошли длинные пять-семь минут, и самолеты выскочили из-под «душа». Матвей облегченно вздохнул и почувствовал, как расслабились мышцы спины.
– Командир, а самолеты-то здорово вымыло, как новенькие!
Счастливая улыбка и радость жизни послышались в этих словах Матвею. Надо было обязательно поддержать разговор:
– Хорошо. Техникам работы будет меньше.
Прошло еще несколько минут, и «илы» оказались над желтым полем. По краям его стояли самолеты различных марок. По длинной стороне, от леса, лежало посадочное Т. Можно было идти на посадку…
Вскоре над аэродромом прошел дождь, из-за которого пара «илов» вернулась на запасной аэродром. Наконец дождь прошел, и в воздухе установилось затишье. Небо просветлело. Можно было лететь.
Осипов связался по телефону со штабом дивизии. Слышно было плохо.
Начальник штаба дивизии сердился на плохую связь, Осипова и погоду.
– Что тебе, Осипов, надо?
– Разрешение на перелет домой. Нам здесь вылет разрешают, если вы примете. Дождя метеорологи больше не дают!
Трубка молчала.
– Алло! Товарищ подполковник, вы меня слышите?
– Слышу, не тарахти… Сколько тебе лететь?
Осипов узнал голос комдива – полковника Камнева.
– Двадцать шесть минут.
– А через сколько вылетишь?
– Минут через пятнадцать.
– Давай вылетай. Скажи там, что я разрешил.
…Осипов вел свои самолеты над шоссе, что с востока упиралось в Москву. Шоссе было прямое, как летящая стрела. Нужно только не прозевать ориентир, чтобы от него, уже «держась» за железную дорогу, прийти к себе домой, на аэродром. Но чем дальше они продвигались на запад, тем ниже и ниже опускались облака, и, наконец, облака и земля соединились вместе. Туман спрятал от Осипова весь мир, оставив ему лишь маленький эллипс земли в уголке между крылом и мотором. Затем эллипс превратился в малюсенький пятачок, который то и дело задергивался белым волокном. Идти ближе к земле уже было нельзя. Осталось одно – повернуть назад.