Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
Шрифт:
Доклада Осипова полковник принимать не стал.
– Где второй самолет?
– Не знаю. Велел прыгать, но летчик на это не ответил.
– Прыгать. А почему не посадил?
– Сели бы, если не финишер. Когда мы из тумана выскочили, тот дурень нам в лоб две красные ракеты.
– Почему?
– Не знаю. Надо у него спросить.
– Поехали.
Начало темнеть. У посадочного «т», на маленькой скамейке, как старый, нахохлившийся от дождя ворон, сидел пожилой красноармеец. От пилотки и до ботинок с обмотками все на нем было мокро. Видимо, сидел он тут
– Стрелял ракетами, когда садились «илы»?
– Стрелял.
– Какими?
– Как какими? Красными положено.
– Что положено и почему?
– Сначала я слышал, что гудит где-то. Потом вижу, выскакивают два самолета, но наискосок к «т». Ну зашли так, что надо было уйти на повтор. Ушли, значит. Потом вижу, вновь выскакивают и садиться хотят строем. Сразу оба, вместе. Но это же запрещено! Ну, я по инструкции, как положено, дал красные ракеты, чтобы, значит, один сел, а второй шел на повтор.
– Как же можно было угонять на второй круг в такую погоду?
– Так я откуда знаю? Раз летают, значит, можно. А у меня инструкция: колеса не выпустил на посадке – красная ракета, вдвоем заходят садиться – красная ракета, занята посадочная – тоже красная ракета.
Подошла полуторка. Из кабины выскочил летчик с повязкой на рукаве «Дежурный по аэродрому».
– Товарищ полковник!
– Что «товарищ полковник»? Сейчас начнется. Слушаю.
– Упал самолет. Пост ВНОС [9] сообщил. Вот здесь.
9
Пост ВНОС – пост воздушного наблюдения, оповещения, связи.
Показал на карту, на которой километрах в двадцати севернее аэродрома стоял крестик.
– Ну! Что тянешь?
– Летчик погиб.
– Так, мать его, туман этот и вас, дураков, летающих в такую погоду.
Матвей глубоко вздохнул. Спине стало холодно. Переступил с ноги на ногу.
– Кто тебя выпускал, лейтенант?
– Дежурный. Он разрешил и звонил на старт вот этому деду.
– Не деду, а красноармейцу или финишеру.
К дежурному:
– Дал разрешение?
– Давал. Но лейтенант Осипов перед этим разговаривал со своим командиром, начальником штаба дивизии, по телефону, и тот ему разрешил.
– Ему разрешил. А ты сам это по телефону слышал?
– Нет. Мне Осипов передал его разрешение.
– Ладно. Хватит. Давай, дежурный, свертывай старт, красноармейца с собой в машину. Сразу каждому написать объяснительные записки, и тебе, Осипов, тоже. Самолет твой под арест, пока ваши начальники не разберутся, что с тобой делать. Поехали в санчасть. Дам тебе фельдшера, санитарную машину, носилки и людей. Надо вытащить из обломков твоего пилота.
– Дежурный, позвони на пост ВНОС, чтобы машину встретили на дороге, а то уже темно будет. Ничего там не найдешь.
Ранним утром открытый «ЗИС» мчался по шоссе к Москве. В кабине рядом с шофером сидел майор Ведров, приехавший за погибшим и Осиповым. В кузове рядом с Матвеем сидел капитан НКВД, а на полу стояли носилки, накрытые белой простыней. Носилки и простыня в нескольких местах были перехвачены шпагатом, чтобы покрывало не сорвал ветер, отчего тело Цаплина напоминало мумию. Матвей сейчас не видел ничего вокруг и не ощущал холодного мокрого ветра, бьющего в затылок. Взгляд его был устремлен на носилки, и, когда они отползали от тряски почти до самого заднего борта, он подтягивал их к себе. Делал это он сосредоточенно, как будто бы в положении носилок сейчас было главное.
…Самолет Цаплина нашли только утром. От лесной полянки он был отделен двумя десятками крупных сосен и блестел среди темных стволов своей чистой голубизной. Кабина летчика была внизу, а сверху, как два часовых, поднявших высоко свои головы, торчали колеса шасси. Целый самолет. Только за хвостом несколько срубленных крылом деревьев.
Из-под самолета его позвал фельдшер:
– Эй, летчик, иди помоги… Видишь, что получилось: парень весь целый, на привязных ремнях висит. Бензина нет. Чисто. Когда самолет ударился о землю, то фонарь сорвался с заднего стопора, пошел вперед и своей массой разбил голову летчику. Упади с закрытым фонарем – был бы живой.
Закончив работу, фельдшер налил ему полстакана спирту и, заставив выпить, сунул в руку кусок хлеба.
– Пожуй немного. А то на тебя жалко смотреть: не обедал, не ужинал, не спал. Своим горем теперь этому хлопцу уже не поможешь.
…Матвей очнулся. Капитан толкал его в плечо:
– Слушай, Осипов, а ты, часом, не пьяный вчера летал?
– Это вы сейчас придумали?
– Не придумал, а слышу. Запах от тебя идет. Запах есть, а не пьяный. Значит, перегар. Пил вчера, когда летал, наверное.
– Мне фельдшер сегодня утром дал там, в лесу, где Цаплин упал.
– Ну-ну… Почему ты сел, а его одного в воздухе оставил?
– У вас же объяснительная. Там все написано. Зачем вновь спрашивать?
– Это не твое дело. Раз спрашиваю, отвечай. Мне поручено разобраться в причинах и виновниках катастрофы.
– Сели бы оба, если бы не ракеты. Велел садиться, да поздно увидел, а за ним бесполезно было идти. Все равно бы не нашел в этой муре.
– Вот ты говоришь, что командир дивизии тебе вылет разрешил. Я ему звонил и спрашивал о его согласии на прием самолетов, но он это не подтверждает. Говорит, что у него с тобой никакого разговора не было.
– Был. Врет он. Начальник штаба слышал.
– Врет или не врет, еще посмотрим. Только у тебя и того дежурного, на кого ты ссылаешься, как на свидетеля, нет никаких доказательств. Раз так, то поверят начальнику, а не тебе.
– Начальству, да и вам, всегда виднее.
– Конечно… Еще вопросик. Может быть, ты специально Цаплина одного в воздухе оставил?
– Это зачем?
– Как «зачем»? Вдруг поссорились раньше? Враждовать начали. А тут такой случай, рассчитаться можно.