Крещенные кровью
Шрифт:
Пройдя еще несколько десятков шагов, Аверьян присел на край телеги и подстегнул кнутом лошадь. Он был уже не тот, что несколько часов назад. Хотя карманы у него по-прежнему оставались пусты, голова его переполнялась мечтами о семейном счастье и думами о сыновьях, к которым он едет и из кого собирается вырастить настоящих мужчин – набожных, чистых сердцем, могучих духом и сильных характером!
Часть вторая. Тени прошлого
1
7 февраля 1932 года в степи бушевала пурга. Мощные порывы ветра разносили снег по равнине, заметая редкие дороги. Одинокий всадник пробивался сквозь пургу, подгоняя уставшую лошадь нагайкой. Царила глубокая, бешеная, снежная ночь. Вскоре лошадь окончательно выбилась из сил и не реагировала на удары нагайкой.
В селе избы стояли в снегу едва ли не по самые крыши. Верхне-Озерное спало крепким сном. Ни одна собака не залаяла, когда всадник проехался по главной улице. Остановившись в самом центре села, он привстал на стременах и осмотрелся:
– Где же тебя искать, Аверьяша?…
Все еще не зная, как поступить, мужчина пришпорил лошадь и, затравленно озираясь по сторонам, поехал тихим шагом.
– Эй, верховой? – услышал он в спину и обернулся.
На дороге по пояс в снегу стоял человек в тулупе с одноствольным дробовиком в руках.
– Чей будешь? – крикнул человек, не трогаясь с места. – Гляжу, не нашенский. Тады чей, спрашиваю?
– А твое какое дело? – тоже крикнул всадник. – Я же не интересуюсь, кто есть ты и почему с ружьем ночью по улице рыскаешь?
– Мое дело, конечно, маненькое, – отозвался мужичок, – только вот личностью твоей интересуюсь очень. Наши все по избам сидят. По селу в эдакую пору и непогоду токо лихоимцы разгуливают. Так ты кто будешь-то, мил человек? Говори, покудова не пальнул зараз в тебя из берданки, право дело!
– Эй ты, поосторожнее там, – усмехнулся всадник. – Из ГПУ [6] я. Ну как, вопросы кончились или еще что узнать хочется?
– Уж не взыщи, мил человек, – мужичок стал менее требователен и сердит. – Вот не разобрать мне отсель, брешешь ты иль правду говоришь. Документ имеется?
6
ГПУ – Государственное политическое управление, орган по борьбе с внутренними и внешними врагами, вместо ВЧК созданный большевиками в 1922 г.
– Имеется, не сомневайся, подойди ближе…
Мужичок в нерешительности затоптался на месте, но ствол ружья отвел в сторону.
– Ты не серчай, товарищ, – крикнул он примирительно. – Бумаженцию твою я разглядеть не смогу, сам поди понимаешь. Да и грамоте я самую малость обучен. Так что на слово поверить придется, ежели…
Понимающе кивнув, гэпэушник сошел с коня и, держа его под уздцы, подошел к придирчивому поближе.
– Видишь форму на мне? – спросил он, расстегнув тулуп и похлопав по висевшей на боку кобуре с наганом. – А оружие при мне видишь, филин бдящий?
– Да ты не серчай, товарищ, – вздохнул мужичок, набрасывая ружье на плечо. – Я ведь так, для порядку. Сторож я колхозный. На прошлой неделе какая-то зараза лабазок наш обчистила. Вот мы теперя его малеха стережем.
– Это хорошо, это правильно. Добро народное беречь надо, – одобрил, ухмыльнувшись, гэпэушник. – Только вот один почему? Воры на дело по одному не ходят.
– Да не один я, – вздохнул сторож. – Напарник до избы на часок отлучился. Скоро уже и подойдет.
Они замолчали, больше не находя нужных слов для продолжения разговора.
– Вот хорошо, что я тебя встретил, – неожиданно заговорил гэпэушник. – Скажи, Аверьян Калачев в вашем селе живет?
– Стало быть, в нашем, – насторожился мужичок. – А чего Аверьяха натворить умудрился? Он же ведь тише мыши, а сынок его старший у вас, в ГПУ, работает.
– Я не за ним приехал, не ори, – перебил его гэпэушник. – Меня вот сын его как раз и послал: кое-что уточнить надо, – он строго посмотрел на умолкшего старика. – А ты вопросов поменьше задавай, понял? Тебе доверили добро народное сторожить, вот и делай свое дело.
Получив нагоняй, сторож стушевался и занервничал:
– Дык я что… да я так это, чтоб разговор поддержать… Моя хата с краю.
– Вот пусть с краю и остается, а мне избу Калачева укажи! – потребовал гэпэушник, сурово глядя на старика. – Избу укажи, а за мной ходить не смей. Сам покумекай, что я с тобой сделаю, ежели вдруг увяжешься или про меня напарнику вякнешь. Чтоб ни одна душа в селе не знала о нашем разговоре!
Внимательно выслушав пояснения, гэпэушник взобрался в седло. Подхлестнув легонько коня нагайкой, он заставил его бежать рысью. Улица, на которую указал сторож, была рядом, и мужчина быстро нашел интересующий его дом.
– Хозяин! – крикнул он и громко постучал в дверь.
Не услышав отклика, осторожно толкнул створку. Дверь оказалась незапертой. Тогда мужчина вошел в избу и, переступив порог, остановился.
– Хозяева?! – снова крикнул он, пытаясь увидеть хоть кого-нибудь сквозь мрак, царящий в комнате.
Откуда-то из дальнего угла послышался сухой надрывный кашель, затем скрипнули пружины кровати. Зажглась спичка, и кто-то, кряхтя и охая, поднес огонек к фитильку керосиновой лампы.
Пока хозяин настраивал в лампе фитиль, гэпэушник успел осмотреть его убогое жилище. «Ничего примечательного, – подумал он с усмешкой. – Даже глаз остановить не на чем…» У стен пара скамеек, стол у окна и пара табуреток. Посреди избы печь, а что за ней?
Хозяин подошел к столу, поставил на него лампу и лишь после этого указал гостю на табурет. Тот сбросил на пол полушубок и сел.
– Чего пожаловал? – спросил хозяин равнодушно, усаживаясь напротив. – И пурга людей не держит, надо ведь…