Крещенский апельсин
Шрифт:
– Вы случайно не пьяны, господин Лиркин? – свирепо воззрилась на посетителя госпожа Май. – Что вы несете?
– Не притворяйтесь! Я все знаю! В этой стране невозможно жить! Обкрадывают, гонорар не доплачивают, да еще покушаются на жизнь! Преследуют целыми бандами! И как вам удалось так быстро их сколотить? И кто ими руководит, признайтесь? Кто тайный вожак? Платонов? Почему он всегда ходит в смазных сапогах?
– Видимо, битва с извозчиками повредила-таки ваш рассудок. – Ольга Леонардовна недобро прищурилась. – Не обратиться ли вам на одиннадцатую версту?
– Меня? В сумасшедший дом? – Лиркин вскочил и безумным взглядом обвел приемную. Однако все, способное проломить голову наглой редакторше, было предусмотрительно убрано подальше. – Я обращусь к международной общественности и выведу вас на чистую воду. Вы не заставите меня молчать!
– Орите сколько хотите, – грубо оборвала очередного истерика госпожа Май, – только сперва изложите существо дела.
– Излагаю. – Лиркин зловеще оскалился и снова сел. – Сегодня днем в Спасо-Бочаринской церкви ваши громилы, Братыкин и Шалопаев, покушались на жизнь моей сестры Риммы. Уверен, рядом затаился и Фалалей.
– Вполне возможно. Они уже целую неделю готовят материал в номер, – отрезала госпожа Май. – А вовсе не охотятся за вашей сестрой.
– Вы думаете, что вы всех умнее? – не сдавался Лиркин. – Напрасно. Они подожгли Риммочку по вашему наущению.
– Зачем мне поджигать вашу сестру? – брезгливо скривилась Ольга Леонардовна.
– Чтобы запугать меня! Прямо не удалось, так шантажируете через беззащитных женщин. Причем среди бела дня. Потому что среди ночи ничего у вас не получилось. – Господин Лиркин, сидя на стуле, раскачивался всем корпусом из стороны в сторону, его волосатый палец вычерчивал в воздухе неровные дуги. – Выкусили? Рассчитывали, что под покровом ночи беззакония творить легче? Просчитались!
– А откуда ваша Римма знакома с Самсоном? – недоуменно подняла взор госпожа Май. – Братыкин, да, он вашу красавицу снимал для обложки…
– Не притворяйтесь! – снова зашипел Лиркин. – Вы сами их туда отправили. Самсон ваш и дурак Фалалей вломились в аптеку среди ночи. Хорошо, что у Риммочки есть оружие. Они испугались.
– А вы не допускаете, что им потребовалось лекарство? – язвительно спросила редакторша, ибо вспомнила о медицинском пузырьке на подоконнике в буфетной.
– Вы меня за идиота держите? – взвился Лиркин. – Они специально свои личности скрывали. Но Риммочка, увидев в церкви, как Самсон шепчется с Братыкиным, догадалась, что и он из «Флирта». А когда она описала мне ночных визитеров, я сразу понял, что вторым был Фалалей! Он, кстати, еще наврал ей, что он сожитель покойной. А старухи церковные сказали бедной моей девочке у гроба, что сожителем покойной был приказчик из мясной лавки. Это как вы объясните?
– Никак, – отрезала, потеряв терпение, госпожа Май. – Полагаю, вам пора жениться. Тогда и успокоитесь.
– Не дождетесь! – Лиркин хлопнул ладонью по столу. – Я не собираюсь плодить нищих детей. Я должен еще написать две летописи. Летопись музыкальной жизни России и летопись преступлений царского режима.
– Бог в помощь, – зевнула Ольга Леонардовна. – Аванс нужен?
– Не откажусь. – Лиркин приосанился.
Ольга выдвинула ящик, в котором поверх бумаг лежали ведомость и несколько купюр. По своему опыту она знала, что этот инструмент управления журналистской братией действует безотказно.
– Расписывайтесь, – велела она. – Завтра чтоб был готов отчет о концерте Скрябина.
Господин Лиркин передернул плечами, расписался, забрал деньги и с оскорбленным видом покинул приемную.
Ольга Леонардовна Май дважды налила в рюмку коньяк, выпила и, расслабившись, откинулась на спинку кресла. Она прикрыла глаза. Сколько сил нужно, чтобы справляться с мужским бедламом, держать журнал на плаву, концы с концами сводить.
Легкое покашливание заставило ее приподнять ресницы. На пороге топтался Данила.
Не меняя положения тела, госпожа Май жалобно спросила:
– А Фалалей с Самсоном опять куда-то закатились? Не являлись?
– Еще не изволили приходить, барыня, – осторожно ответил конторщик. Он выжидательно смотрел на хозяйку, будто собирался сказать еще что-то важное
– Ну что, Данила, на сегодня все?
– Не сердитесь, драгоценная, но там вас еще один посетитель дожидаются. Уж с четверть часа томятся. – Он понизил голос и одними губами произнес: – Из полиции.
Верный слуга плотоядно уставился на хозяйку. На лице его застыло предвкушение чего-то особенного – ему всегда нравились внезапные метаморфозы госпожи Май. И жесткая, прямая, с приподнятым волевым подбородком и усталыми глазами – Ольга Леонардовна переменилась в три мгновения. С кресла поднималась, плавно поводя плечами, беззащитная застенчивая красавица, трогательная улыбка играла на ее губах, круглый подбородок, на котором обозначилась крохотная ямочка, был опущен, в глазах появилось томное выражение…
– Проси непременно, дружок, – пропела госпожа Май, – неужели сам Павел Мироныч пожаловали?
Глава 21
Следователь-дознаватель Казанской части был преисполнен решимости изобличить преступника, едва не застрелившего депутата Государственной Думы Гарноусова.
Блистательный рейд на телефонную станцию застал ее руководство врасплох. Дознавателей принял сам заведующий телефонной станцией Александр Карлович Ноэдт. Он провел официальных представителей следствия через зал, похожий на склад металлических ящиков и шнурков к узкой винтовой лестнице с крутыми ступеньками. Поднимаясь, они слышали гул множества свежих голосов. Потом перед ними открылся высокий двухсветный зал, длинный как коридор. За столами, слившимися в один бесконечный ряд, на высоких стульях, тесно приставленных друг к другу, сидели барышни. В ящиках над столами, изрешеченными дырочками, словно пчелиные соты, вспыхивали ярко-красные, желтые, голубые огоньки. Барышни быстро и ловко обеими руками то выдергивали, то вставляли цветные перекрещивающиеся шнуры в нужные гнезда.
Из объяснений господина Ноэдта следовало, что эти милые создания знали все желания, все привычки постоянных абонентов, знали с кем чаще всего те разговаривают, в каком часу, коротко или продолжительно. Смущенный инженер уверял, что теоретически барышни, переводя ключ, могут подслушивать разговоры, но практически слишком заняты. Однако Павел Миронович окончательно убедился, что говорить по телефону все равно что переписываться открытыми письмами.
И хотя беспринципность и изворотливость умов достигли ныне самых цинических размеров, и начальство готово было утаить всё и вся, прикрыть любые преступные деяния, лишь бы не замочить репутацию и не лишиться теплого местечка, но натиск следователя, подкрепленный ушлостью Лапочкина, связал господина Ноэдта по рукам и ногам.
Вооружившись ценными сведениями, следователь отрядил Лапочкина на квартиру злоумышленника, строго-настрого наказав учинить обыск по всем правилам и добыть остальные листки любовного конспекта. Сам же отправился в редакцию «Флирта».
Хитрый старик-конторщик не сразу доложил барыне о позднем визите, мялся, ссылался на ее занятость, тянул время. И только когда из приемной редакторши выскочил надменный рыжеволосый мужчина, настал черед и следователя.
– Я воспользовался вашим любезным приглашением, – сдержанно заговорил Павел Миронович Тернов, отстраняя от дверного проема лукавого конторщика. – Не слишком поздний визит?