Крещенский апельсин
Шрифт:
– А что он такого написал необыкновенного? – выкрикнул Фалалей.
– Если б вы, Фалалей Аверьяныч, были более внимательны к своим коллегам, вы бы не спрашивали. А вы все порхаете по жизни и бросаете в беде своих друзей.
– Не возводите на меня напраслину, – Фалалей обиделся, – я всю неделю, как проклятый, воспитывал нашего стажера. И такая благодарность?
– Да уж, воспитали, – Ольга Леонардовна недовольно нахмурилась, – оставили в лапах полиции и не подумали спасти.
– Вы шутите. – Фалалей бросил короткий недоумевающий взгляд на Самсона. Убедившись, что на лице стажера нет никакой обиды, он засмеялся. – У меня есть на эту тему анекдот…
– Довольно. Хватит паясничать, – отрезала госпожа Май. – Объясняю вам, почему я премирую господина Синеокова. Он выполнил мое срочное задание. Причем блистательно. Бросился по адресу, где якобы проживала сестра легендарной синьорины Леньяни. Вы ведь знаете, интерес к этой звезде балета прошлого века вспыхнул с исключительной силой – в связи с новой постановкой «Спящей красавицы» в Мариинке. Так вот. Господин Синеоков оперативно выяснил, что так называемая сестра – самозванка, и нимало не смутившись, он живописал ситуацию в превосходном очерке «Особенности персидского брака».
– А при чем здесь Персия? – выкрикнул завистливо Лиркин.
– Обращаю ваше внимание, господа, на журналистское мастерство Модеста Терентьича. Он начал издалека, изложил особенности персидских представлений о любви и супружеской жизни. Это экзотично и читательницам всегда интересно. Перейдя к своему приключению, изыскал в самозванке, в ее внешности нечто персидское: она встретила его в прозрачных шальварах. А когда вывел авантюристку на чистую воду – она не знала что такое «entrechat» и оказалась заурядной вдовой полкового лекаря-пропойцы, – то вернулся к размышлениям о нравах персиян. Не перенять ли нам нечто полезное с Востока? Тем более что Запад уже это делает: босые персидские танцовщицы стали эталоном для нового слова американского балета, с которым приехала в Россию Айседора Дункан. Вы поняли, господин Мурин, как надо работать с воображением?
– Я все законспектировал и возьму на вооружение. – Мурыч оторвался от блокнота и уставился на госпожу Май с самой серьезной миной.
– Отлично, – перевела дух госпожа Май. – Теперь перейдем к господину Черепанову. Он представил фельетон, может быть, не самый лучший в своей жизни, но и не самый худший. Это объяснимо. Я сама виновата, чго загрузила Фалалея Аверьяныча заботами о воспитании нашего стажера. Тем не менее, даже в столь стесненных обстоятельствах господин Черепанов смог создать текст, в котором так и сверкают брильянты слога. Его фельетон называется «Вот до чего доводит флирт». Название устрашающее – и я еще размышляю, не заменить ли его? В основу фельетона положен факт реальной жизни современной аристократии. Некто князь Т., благоразумно скрытый за инициалом, даже в парализованном виде не мог отказаться от утех сладострастия. Изменял жене, беззубой полуслепой аристократке. Изобретательность изменника не знала пределов. Его бывшая содержанка-аптекарша порекомендовала старику массажистку, некую Пьерину Л. Под предлогом оказания медицинской помощи эта Пьерина под именем Бетси проникала в княжеский дом, а в качестве вознаграждения за интимные услуги требовала от любострастного старика кондитерские изделия. Бедная княгинюшка заказывала в кондитерской Цветкова, на Владимирском, 4, превосходные эклеры, бисквиты, петишу и миндальные пирожные. По ним-то, по миндальным, впоследствии и обнаружили аферистку – ведь княгинюшке-то сласти с орехами были не по зубам. Однако возмездие было не за горами. Мошенница забеременела, и ее, по наущению княгини, убил собственный брат. Похоронили аферистку на Куликовом поле, вместе с бродячими собаками.
– А по-моему, это откровенная галиматья, – буркнул Сыромясов. – И одежде героев не посвящено ни строки.
– При чем здесь одежда? – возразила госпожа Май. – Вы мыслите слишком узко. А господин Черепанов правильно сделал, что использовал вспыхнувший в обществе интерес к легендарной балерине. И написано изящно, и не придраться. Можно подумать, что Пьерина все это время жила среди нас, бедная, нуждающаяся – и бесславно погибшая из-за корысти и продажной любви. Предчувствую, что этот номер журнала наши читательницы будут рвать друг у друга из рук. Антон Викторович, как вы думаете, не увеличить ли тираж?
Треклесов, не ожидавший такого поворота, растерянно молчал.
– Кроме того, как я вам и говорила в понедельник, – продолжила госпожа Май, – я сама посетила Мариинский театр и видела новую звезду. Она не тянет на главную партию в «Спящей». Заявляю это ответственно. Отчет мною написан. В нем – сравнительный анализ мастерства легендарной Леньяни и Анны Павловой. Павлова воздушна, романтична, ее заразила своими импровизациям Айседора Дункан. А в «Спящей» музыка требует жесткого, статичного идеала красоты. Как у Кшесинской. Единственной достойной соперницы Леньяни.
– А не слишком ли это… смело, – подала голос Аля, – ведь если мы рассердим администрацию театра, нам контрамарки перестанут присылать.
– Не беспокойтесь, милочка, – утешила госпожа Май. – Это ведь не афронт какой-нибудь… Я обобщила уже высказанные газетные суждения – журналистское сообщество единодушно. Постановка не удалась. Надо балерину менять.
– Понятно, – смутилась Аля, – если уж журналистское сообщество единодушно. Тогда это демократично… В общем, надо только проследить, чтобы права бедняжки были защищены профсоюзом. ..
– А я слышал, что журналистское единодушие куплено Кшесинской, – сказал Мурыч.
– Не отвлекайте меня своими домыслами и сплетнями от существа вопроса! – оборвала фельетониста госпожа Май. – Итак, перехожу к главному. Собрав представленные мне материалы, я убедилась, что большинство из них так или иначе связано с именем безвременно погибшей гениальной балерины Пьерины Леньяни. Даже дон Мигель не забыл вставить в свой обзор отсылки к модам двенадцатилетнеи давности и живописать маскарадный костюм балерины, который был на ней, когда перед нею предстал зловещий шутник на костыле… Но я не сказала еще о материале нашего юного стажера. Самсон Васильевич, действительно человек одаренный. Он написал нечто среднее между святочной историей и детективом. Сам Михаил Петрович Арцыбашев, я с ним сегодня завтракала, похвалил юного автора за умение из презренной прозы жизни извлекать поэзию вымысла. Стиль слегка хромает, но со временем выправим. Поздравляю вас, Самсон Васильевич. Материал в номер ставим. По себе знаю, что написанное накануне, утром хочется кое-где подправить. Нет ли у вас такого желания?
– Да, да. – Самсон едва ли не поперхнулся от волнения, он не ожидал такого триумфа. – Там еще все очень сыро… И перед заключительной фразой не хватает одной строки. Можно, я ее впишу?
– Разумеется, дружок, впишите. И подумайте, не заменить ли инициалы вашего героя-злодея? Я конечно, понимаю, что вы дали разгуляться своему воображению, а людей в столице еще знаете немного… Впрочем, я не настаиваю, я и так уже заменила инициалы вашей героини Л. П. на П. Л. – Госпожа Май мило улыбнулась. – Можем посоветоваться с коллегами. Если останется время, прочтем ваш материал вслух. Я назвала его «Балет и Сатана».
– Да, да, нам очень интересно, – воскликнули едва ли не одновременно Аля и Ася.
– Молодец! – Фалалей хлопнул по плечу стажера и яростно зашептал: – Пойдем в буфетную, там водочка осталась. Отметим твой успех. Я тоже к нему причастен.
– Конечно, выпьем, – согласился оглушенный похвалами Самсон.
Счастливый дебютант уже не слушал заключительных наставлений и рекомендаций госпожи Май. Она еще говорила что-то о фотографиях, колонтитулах и виньетках, о пропавших клише, кеглях и лишних строчках, но все это Самсона уже не касалось.