Крест и клинок
Шрифт:
Стараясь не привлекать к себе внимания, Гектор опустился на колени. Рядом с ним преклонил колени Карп. Люди стояли так тесно, что колени их едва не касались голых пяток впередистоящих. Гектор склонил голову, удивляясь истовости молящихся. Дышать в часовне было нечем — запах сгрудившихся тел бил в нос. Юношу восхищала и храбрость священника, который рисковал головой, устраивая подобные службы, и пылкая преданность его паствы.
Не сразу он осознал, что Карп, стоявший бок о бок с ним, как-то дергается. Поначалу это была только легкая дрожь, но скоро она превратилась в явные телодвижения, непроизвольные содрогания, сотрясавшие все тело. На мгновение Гектору почудилось, что у Карпа припадок. Глаза болгарина были широко распахнуты. Он вперил взгляд в землю с таким ужасом, будто увидел там нечто невообразимое. Гектор пытался понять, что же так напугало его товарища. В полутьме он различил ноги человека, стоявшего на коленях прямо перед Карпом, и, вглядевшись внимательнее, заметил на подошвах этих
Опасаясь, что Карп привлечет к ним внимание, Гектор, чтобы успокоить болгарина, тихонько тронул того за плечо. Карп повернул к нему страдальческое лицо, и Гектор жестом показал, что им следует выйти. Тихо поднявшись на ноги и по-прежнему не отпуская Карпа, Гектор открыл дверь, и они вышли на дневной свет. Заглянув в лицо болгарина, Гектор увидел в его глазах слезы. Немого все еще била дрожь.
— Что случилось, Карп? В чем дело? — осторожно спросил Гектор.
Болгарин невнятно и сдавленно мычал, невозможно было понять — от ужаса или от ярости. Что-то подсказало Гектору, что разумнее будет, если его и болгарина не увидят рядом с часовней.
— Нам лучше уйти, — сказал Гектор. — Подальше от греха.
Бурдон был с ними, и болгарин потихоньку начал приходить в себя, однако грудь его все еще вздымалась, и он горестно всхлипывал. Вдруг он наклонился и снял с ноги сандалию. Подняв ногу, он начертил на подошве знак креста, потом указал на свой изуродованный рот, и из гортани его вырвался неистовый вопль.
— Человек с клеймом на подошве как-то связан с твоим вырванным языком, да? — спросил Гектор.
Карп неистово закивал. Присев на корточки, он начертил на земле корабль, галеру. Потом пометил флаг с крестом и, тыча пальцем в него, глухо и мучительно взревел.
— Он с галеры? С нашей галеры?
Карп кивнул.
— Карп, когда мы вернемся в оружейную и успокоимся, Дан своим пером и бумагой сможет помочь тебе объяснить, что именно ты хочешь сказать.
И тут они услышали крик. Дан, перегнувшись через ограждение дороги, звал их сверху:
— Давайте сюда. Сейчас начнется фантазия. Скорее!
Гектор, Бурдон и Карп поднялись на дорогу, а там уже собралась целая толпа зрителей. В основном — придворные из свиты Мулая, но были здесь и чужеземцы, в том числе знакомые им три испанца, кавалеристы, что жили на постое в одном доме с Диасом. Все, теснясь, смотрели в сторону королевских конюшен. Гектор занял место с краю, откуда мог видеть подножия арок и наблюдать за дверью тайной часовни. Вскоре из нее стали выходить люди. Служба, должно быть, кончилась, и паства стала расходиться. Они появлялись по двое и по трое и с оглядкой поспешно уходили. Было очевидно, что священник велел им по возможности не привлекать к себе внимания. Гектор увидел начальника гребцов — его приземистую фигуру невозможно было не узнать, хотя он и старался не выходить из густой тени, отбрасываемой лучами заходящего солнца. Рядом с ним шел Пьекур. И опять его сопровождал тот же высокий человек, которого Гектор уже видел, когда в первый раз явился сюда. Наконец вышел священник, прижимавший к груди ящик, который, скорее всего, и был складным алтарем.
А по толпе за спиной вдруг пробежал взволнованный шепот, и, обернувшись, Гектор увидел, что все смотрят на начало широкой дороги у самых королевских конюшен. Там что-то происходило, поднялось низкое облако пыли. Он присмотрелся, и пыльное облако прямо на глазах превратилось в наездников, выстроившихся в ряд во всю ширину аркады и неторопливо подвигающихся вперед. Когда всадники подъехали ближе, Гектор обнаружил, что все они одеты в белое — одеяния колыхались и реяли вокруг них. Вот уже стал слышен глухой топот множества копыт — не одной сотни, и Гектор понял, что за первым эскадроном движутся другие. Ряд за рядом всадники выступали вперед. Вдруг, как по команде, все кони передового отряда разом перешли с шага на полный галоп. Они скакали прямо к зрителям, словно вознамерились их растоптать. А наездники начали гикать и кричать, вставать в стременах и размахивать мушкетами. Иные из них на всем скаку подбрасывали ружья в воздух и ловили. Земля задрожала под копытами набегающей конницы, и сердце Гектора гулко забилось. Конники были совсем близко. Уже можно было рассмотреть великолепную упряжь — высокие седла, покрытые парчой, сбрую и поводья из кожи с золотым тиснением, бархатные седельные сумки, отороченные золотой и серебряной бахромой с кистями, широкие нагрудные перевязи с филигранью. Уже отчетливо слышались крики наездников, понуждающих своих лошадей ускорить галоп. Гектор невольно попятился, ожидая, что вот сейчас летящая лавина всадников врежется в толпу. И тут один из наездников, пожилой человек, скакавший крайним, подал сигнал. И все, как один, всадники первого ряда взяли мушкеты наизготовку, держа двумя руками перед грудью так, что дула проходили точно между лошадиными ушами, и выпалили. Раздался слитный оглушительный залп, воздух наполнился клубами дыма, пронизанного дугами искр от горящих пыжей. В тот же миг передний ряд всадников, натянув поводья, остановил и поднял на дыбы лошадей всего в нескольких ярдах от зрителей. Еще одно прикосновение к поводьям — и животные развернулись на месте и помчались прочь, и просторные одеяния всадников реяли позади них, и торжествующие крики звенели в ушах толпы.
Снова и снова, ряд за рядом всадники бросались в «фантазию», стреляли из мушкетов, разворачивались и скакали прочь, чтобы перегруппироваться и вновь броситься в атаку. Оправившись от удивления, Гектор начал разбираться в узоре их движения. Всего было десять эскадронов, каждый совершал свои маневры на полном скаку, а в общем и целом под седлом была тысяча лошадей. Каждый эскадрон имел свои отличия — цвет уздечек, размеры и масть лошадей. Один эскадрон отличался особенным великолепием. Он состоял в основном из лошадей самой светлой палевой масти. Хвосты и гривы животных отросли почти до земли и красиво струились, и слаженность их движений была доведена до полного совершенства. В этом бледно-палевом эскадроне выделялись три лошади. Две гагатово-черных, а третья — красивой пепельно-белой масти в черную искру. Каждый раз, когда этот эскадрон бросался в атаку, эти три лошади вырывались на несколько шагов вперед, а правил ими один наездник. Животные были необыкновенно выученные, они держались бок о бок при полном броске и позволяли своему наезднику прыгать из одного седла в другое, время от времени подкидывая мушкет в воздух и снова его ловя. И именно этот всадник, скачущий во весь опор впереди эскадрона прямо на толпу, — именно он давал команду к пальбе. Этот же эскадрон конников, которые в сгустившихся сумерках стали похожи на привидения, третьим заездом завершил «фантазию», а его предводитель остановился так близко от Гектора, что до лица юноши долетели брызги пены из конской пасти — то был пепельно-белый в искрах, — и только в этот миг Гектор понял, что на коне сидит сам Мулай Исмаил.
Глава 18
Из-под полуприкрытых век Маймаран взглянул на Гектора с той же настороженностью, с какой встретил молодого человека в прошлый раз, когда тот впервые заявился в его дом, а было это всего сутки тому назад.
— Простите, что снова тревожу вас, — смущенно начал Гектор, стоя на пороге полуоткрытой двери, — но после нашего давешнего разговора произошли важные события. Это касается пленных французов.
Маймаран заметил, что посетитель нервничает. Он пришел в Меллах один, в нем чувствуется неуверенность, но и нетерпение тоже. Не говоря ни слова, он провел молодого человека по узкому коридору в просто обставленную заднюю комнату, где обычно обсуждал дела со своими торговыми клиентами. Указав Гектору на стул, он сел за маленький стол, сложил руки и спросил:
— Вам-таки удалось узнать что-то новое об этой мощной пушке?
— Нет. Шон Аллен считает, что исполнить то, что требует император, весьма затруднительно, если вообще возможно.
— Это грустно. Его величество, как вам должно быть известно, ожидает быстрого и удовлетворительного ответа на все свои требования. Если вы не сумеете снабдить его этим страшным оружием, в таком случае не следует ли вам положить все ваши силы на то, чтобы Мулай получил за этих пленников наибольший выкуп? Это может отвести от вас и ваших друзей неприятные последствия, каковыми бывает чревато неудовольствие Мулая.
— И это одна из причин, почему я еще раз пришел к вам. — Гектор осторожно подбирал слова, чем еще больше насторожил Маймарана, и тот молчал, ожидая продолжения. — Это касается пленных. Что вам известно о них?
— Только то, что сообщил мне мой помощник. Он беседовал с ними сегодня поутру. Говорит, что все они — люди среднего или низшего сословия, и, по всей видимости, ни один из них не имеет богатых родственников, способных выплатить крупную сумму. Так что за выкупом нам придется обратиться к их хозяину — Галерному корпусу Франции. Я полагаю, что французы не станут платить, а скорее предложат обмен — наших пленных французов на их пленных гребцов-мусульман. К сожалению, при подобных обстоятельствах в прошлом французы меняли одного гребца-мусульманина на четырех своих. Они утверждали, что наш гребец в три-четыре раза крепче их гребцов.
Гектор набрал воздуху побольше и — решился:
— Один из этих пленных лжет. Я думаю, что Мулай Исмаил сможет получить за него очень большой выкуп.
Маймаран почувствовал разочарование. Волнение ирландца, столь неумело скрываемое, возбудило в нем любопытство. Теперь же он испугался, что сейчас ему придется выслушать слишком знакомую историю. Много лет Маймаран занимался выкупами и слишком хорошо изучил все подвохи и хитросплетения этого дела. Разумеется, пленники лгут. А как иначе? У каждого из них есть свои основания скрывать, кто он на самом деле, и прикидываться кем-то другим. Тот, кто родом из бедной семьи, пытается добиться лучшего обращения со стороны тюремщиков, заявляя, что родня у него богатая и в состоянии заплатить за его освобождение. А другой, из семьи богатой, ссылается на бедность, чтобы уменьшить выкуп. Бывает даже и такое: хозяин и верный слуга меняются местами. После чего хозяина отпускают, и он возвращается домой в качестве посредника, который должен способствовать выплате выкупа за своего «владельца». Однако, вернувшись на родину, он открывает обман, будучи уверен, что слугу отпустят на волю, потому как что за него получишь? Но все эти уловки слишком хорошо известны людям, подобным Маймарану, и редко когда срабатывают.