Крест и корона
Шрифт:
Меня качнуло, и я вытянула руку, чтобы опереться о сырые камни стены и не упасть.
— Ужасно, правда? — прокудахтала сестра Агата.
Но ее спутница смотрела на меня проницательным взглядом.
— Сестра Джоанна, вы знали леди Булмер до прибытия в Дартфорд? — спросила она.
— Нет, что вы, — солгала я, совершив тяжкий грех.
Сестра Агата продолжила:
— Интересно, что происходит с ними… потом. Я имею в виду, разрешат ли родным леди Булмер забрать тело несчастной для захоронения? Хоть она и государственная изменница, но ведь предать земле ее надо…
Сестра Джоан смерила начальницу послушниц строгим взглядом:
— Это совершенно не
Мы дошли до церкви. Сестра Джоан и сестра Агата поклонились алтарю и заняли отведенные им места. Я сделала то же самое, проследовав в отведенную для послушниц загородку в передней части. Мое место как самой младшей находилось рядом с алтарной ступенькой. Я возвысила свой голос в молитвенном пении. Правильно пропела все антифоны.
Но мой мозг тем временем лихорадочно работал, составляя план. Я знала, что вконец запуганные королем Стаффорды не пожелают иметь ничего общего с Маргарет и не станут заниматься ее погребением. Мне невыносима была мысль о том, что моя бедная сестренка примет страшную смерть в одиночестве, что никто из тех, кого она любила, не придет и не будет молиться об облегчении ее страданий, что потом ее несчастное тело будет захоронено в безымянной могиле. Господь хотел, чтобы я присутствовала там: на этот счет я не испытывала ни малейших сомнений.
Я покину Дартфордский монастырь и отправлюсь в Лондон, на Смитфилд, а поскольку Доминиканский орден придерживается строгих правил в том, что касается затвора, и не выпускает послушниц и монахинь за стены монастыря, мне придется сделать это без разрешения.
Не буду кривить душой, это пугало меня. Если станет известно, что я нарушила затвор, последствия могут оказаться слишком серьезными. Страшнее этого прегрешения только нарушение обета невинности. В течение двух следующих дней я сомневалась, не будучи уверена в правильности своего решения. Я ждала знака свыше, надеясь, что он будет послан мне в молитве.
И действительно, во время полуночной службы на меня снизошло откровение. В девять вечера послушницы Дартфорда, получив приказ спать, обычно уже лежат в постели, но мои глаза в ту ночь так и не сомкнулись. Я была сама не своя. Вместе с другими прошла в церковь, и вот между «Отче наш» и «Аве, Мария» меня вдруг осенило. Все мои сомнения, страхи и беспокойства рассеялись, я словно бы стояла в водопаде и меня омывали его чистейшие струи. Решено: я отправлюсь на Смитфилд. Все будет хорошо. Я подняла руки, повернула ладони к алтарю, щеки мои покрылись слезами благодарности.
Когда мы поднимались по лестнице в свои спальни, чтобы поспать несколько часов перед лаудами, [5] сестра Кристина, старшая послушница, строгим шепотом спросила меня:
— На вас что, снизошло божественное откровение? Судя по вашему виду, так оно и случилось.
— Пожалуй, — осторожно ответила я.
— Я буду молиться, чтобы и мне была ниспослана такая же благодать, — сказала сестра Кристина сердитым голосом.
Она была исключительно благочестива и иногда даже носила власяницу под хабитом послушницы, хотя начальство этого и не одобряло. Послушницы по правилам не должны были стремиться к усмирению плоти. Считалось, что мы еще не готовы к этому.
5
Лауды — «прославления» (лат.);
Сестра Винифред, которая дала обет за три месяца до меня, сжала мою руку.
— Я рада за вас, — сказала она своим приятным, мелодичным голосом.
В ночь перед казнью Маргарет я спала, но не больше часа. В густой темноте нашей послушнической спальни я надела кертл, который был на мне, когда отец прошлой осенью привез меня в Дартфорд. Затем спустилась по лестнице и прокралась на кухню. Я знала, что запор на одном из окон сломан. Выбравшись через это окно, я побежала по монастырской земле: через сарай, мимо спящего конюха, потом проскользнула в дверь. Больше всего я боялась, что меня обнаружит привратник, а потому, не рискнув приближаться к выходу, перебралась через стену, окружавшую монастырь, в самом невысоком ее месте. Поднялась по склону, чувствуя ногами сырую траву, и вышла на тропинку, ведущую через лес к главной дороге.
На тропинке под деревьями стояла почти полная темнота: луна в ту ночь пряталась за тучами. Я слышала только песни ночных существ. Мое присутствие не пугало их. Вернее, я словно проходила через ряды поющего вразнобой хора — кузнечики и другие звонкоголосые насекомые исполняли партии сопрано, а совы и жабы подтягивали им басом. Их веселая серенада не доставила мне удовольствия: я ни на минуту не забывала, куда направляюсь. Понимаю, что это покажется вам нелепым, но у меня возникло совершенно абсурдное ощущение, будто лесные жители насмехаются надо мной. Наконец я добралась до главной дороги и порадовалась тому, что к этому времени небо на востоке начало светлеть. Вскоре назойливый ночной хор смолкнет.
За пару сережек, которые он со звоном опустил к себе в карман, сонный смотритель пристани Хелдж-Хаус помог мне сесть в лодку, хотя и сделал это не слишком охотно.
— Надеюсь, молодая леди знает, что делает, — пробормотал он. Я ему не ответила.
Лодка отчалила от пристани, и когда проплывала по реке Дарент мимо рыбной заводи, мне показалось, что я услышала из монастыря далекий колокольный звон, зовущий к первым молитвам. Но возможно, мне это только почудилось.
Как далеко от Дартфорда находится Лондон? Пешком до него можно добраться за сутки, верхом на хорошей лошади — за два часа, а по воде — за четыре с лишним, поскольку река Дарент, прежде чем влиться в Темзу, петляет и извивается. Наверняка многие бы на моем месте предпочли другую дорогу в Лондон. Но я боялась, что на меня обратят внимание в деревне, если я попытаюсь нанять там повозку. А ведь мне, чтобы завершить свою миссию, нужно было исчезнуть на достаточно долгое время.
Вскоре после нашего отплытия начался дождь, и лодочник швырнул мне длинное покрывало, велев накинуть его. Тот, кто пользовался этой накидкой до меня, явно ел соленую рыбу — я все еще чувствовала ее запах. На реке меня окутал густой прохладный белый туман. Я почти ничего не видела. Слышны были только удары дождевых капель по воде, да гребец, сидевший у меня за спиной, время от времени покряхтывал, вытаскивая весла из серой воды. Я достала из кошелька Распятие и деревянные четки и начала читать молитвы Розария. [6]
6
Молитвы Розария, читаемые по четкам, представляют собой чередование молитв «Отче наш», «Аве, Мария» и «Слава», которым должны сопутствовать размышления о тайнах евангельских событий.