Крест Сталина
Шрифт:
Лейтенант лежал, выпростав левую руку - пульс угас, и сердце перестало качать страдающую от нехватки лейкоцитов кровь...
– Уже четвертый...
– санитар бесцельно похлопал по карманам гимнастерки.
– Я тут запись веду, на двадцатые сутки - ремиссия, затем - резкое ухудшение. Двое таких - на подходе... Думаю, долго не протянут...
Евсеев направил луч переносного фонаря на записную книжку и попытался разглядеть каракули санитара.
– Вообще-то, не положено! Лечил бы
– А, кто его знает от чего лечить? Сперва думал, отравление... рвота не прекращалась, жалобы на голову, затем кровь из десен... кашель... внутреннее истощение... Выглядят, как военнопленные я на таких еще в Польше насмотрелся... Может цинга?.. Симптомы странные...
– Сранные, ствол им в горло!
Евсеев закусил "беломорину", и посмотрел на умершего товарища. Голова лейтенанта представляла собою высохшее пергаментное яйцо. Желтая кожа стянулась, обнажив череп с глубоко впавшими глазами и расщелиной ротовой полости неестественно фиолетового цвета...
– На сегодня из "чистого" контингента, - продолжал санитар, - девять с такими признаками, а прочих никто и не считал...
– Перепелкин вздохнул, старательно выписывая карандашом мелкие убористые буквы.
– Думаю, от трубы проклятой... Говорят... радиация... Инженер со второго барака "по секрету" сказал... У него на прошлой неделе все волосы выпали...
Желваки катнулись под скулой, давая возможность сглотнуть голубовато-терпкий табачный дымок...
– А я то думаю, что это горло мучает? С воскресенья мутит... перед глазами каша и не разобрать ничего...
– подтверждая сказанное, Евсеев зашелся тугим кашлем...
Дневальный, стуча калошами, вынес покойника, молча забросил тело на сани, и, не спеша, тронул вожжи. Настало утро: суровое и хмурое. Далеко за озером по белому снегу с Большой земли тянулась цепочка из новых зеков... и где-то там, на перевале, пятым по счету шагал Копейкин...
ГЛАВА 80
Прошло немного лет...
Весна 1953 года только-только вступила в свои права. И хотя ледяной панцирь на Москве-реке стоял дыбом, начало марта уже вовсю червоточило прорезями первых ручейков... Дачный канцелярский гарнитур не отличался большим разнообразием: письменный стол с неизменным зеленым сукном, секретер, дерматиновый диван и книжные шкафы. Напротив зашторенного окна чернела металлическая дверь с вделанным в центральную часть откидным люком для подачи пищи... Иосиф Виссарионович сидел в добровольном заточении, на диване, в пижаме, просунув замерзающие ступни в мягкие импортные тапочки. Подстаканник невесело играл мельхиоровыми боками, сжимая почти нетронутый остывший чай. Вождь думал...
Демонстрируя свою возросшую силу, "особосотрудники" самосвалами вывозили с его дачи конфискованное имущество, ценности и валюту, не считая советских купюр, которые никто никогда всерьез и за деньги не принимал...
Да и Молотов выпрямил спину. Даже принес заявление с требованием вернуть из лагерей его жену. Вот такие дела... Генералиссимус, нехотя, подписал приказ о приостановлении ее допросов...
– Разрешите, - в кормушечном зеве появилось откормленное лицо нового начальника личной охраны Игнатьева.
– Товарищ Сталин, по вашему приказанию генерал-лейтенант Волков прибыл для доклада!
Через секунду в дачный кабинет проскрипел протезами начальник подотдела.
– Здравствуйте, товарищ Волков...
– генсек протянул руку и, не выпуская ее, сопроводил начальника подотдела к дивану.
– Сегодня, что-то плохо себя чувствую... Сердце пошаливает...
Разведчик с удивлением посмотрел на вождя. Только при этих признательных словах он впервые увидел следы, нанесенные Сталину безжалостной природой. Седой волос, потускневший взгляд с паутинками прогрессирующей катаракты, подрагивающие запястья - все говорило о торжестве наступающей старости...
– Вот и я думаю, столько здоровья потерял и вот... неужели конец?
– Сталин упредил попытки генерала выразить сочувствие.
– Не досмотрели мы чего-то... Молотов, Берия и Маленков опять поднимают голову...
– Вождь сокрушенно покачал головой: - У них веские документы...
– Могу сообщить, товарищ Сталин, что дела не так уж и плохи, - преодолевая апатию Иосифа Виссарионовича, начальник подотдела вложил в предложение приободряющие нотки.
– Есть старая русская поговорка: "И комар лошадь свалит, коли медведь подмогнёт!"
– Что ты имеешь в виду?
– встрепенулась белая как лунь голова.
– На днях Крест совершил гениальный ход!
– Волков оглянулся на глазницу в металлических дверях и положил перед генералиссимусом узкую полоску телетайпной ленты.
– Он перевел деньги на счет третьему лицу... Поэтому, товарищ Сталин, я считаю, что необходимо...