Крест в законе
Шрифт:
Пока девушка пила маленькими глотками минеральную воду, принесенную Таганцевым, он внимательно рассматривал ее.
Она была хороша. Длинные светлые волосы легким шелком ниспадали до самой поясницы, бархатная кожа отливала бронзой загара. Большие серые глаза обрамляли пушистые длинные ресницы, а под тонкой летней блузкой взволнованно вздымалась грудь.
«Я ее люблю больше жизни!» - неожиданно подумал Андрей.
– Что вы меня так рассматриваете?
– она немного смутилась, поймав нескромные взгляды Таганцева. Боже мой! Как она была чиста и невинна!
– Давайте познакомимся, -
– Меня зовут Андрей.
– Настя, - она мило улыбнулась и протянула ему свою изящную хрупкую ладонь…
– Какой же я бесповоротный дурак!!!
– снова произнес Таганка, открывая глаза и видя перед собой Настино лицо.
Лопатин и Усольцев по-прежнему сидели в своих углах, потупив взгляды.
– Пойми, - негромко проговорила Настя, прямо глядя на него.
– Я не могла поступить иначе. Ты - бандит. Я - офицер.
– Ты - сука, - сказал Таганка то, что думал, и отвернулся.
Глава 2
С ментами, как всегда, не по пути.
И пацанам приходится нередко,
Кривя душою, - Господи, прости!
–
Играть с удачей в русскую рулетку.
«Слава великому советскому народу - строителю коммунизма!
– громогласно неслось из динамиков громкоговорителей, развешанных по всей территории жилой зоны исправительно-трудовой колонии.
– Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза - вдохновитель и организатор всех наших побед!»
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь!
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!
– грянул гимн в исполнении Государственного академического ансамбля песни и пляски имени Александрова. Да так громко, что в отрядных бараках задрожали хлипкие оконные стекла.
Зэки, судьбой-злодейкой заброшенные на Колыму, как и все советские граждане, отмечали очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. И подошли к организации этого знаменательного события с особым рвением и тщательностью, наверное, потому, что гражданами эту категорию «заколюченных» людей называли гораздо чаще, чем тех, кто всю свою жизнь проводил, проводит или проведет на свободе.
Повсюду в колонии были развешаны красные полотнища-плакаты с надписями: «Вся власть - Советам!», «Партия - наш рулевой!» или «Народ и партия - едины!».
– Ну как?
– Заместитель начальника исправительно-трудовой колонии по политической части капитан внутренней службы Закиваев отошел чуть в сторону от сцены в зрительном зале клуба и довольно взглянул на плакат, прикрепленный под самым потолком.
– Что скажешь, Таганцев?
Таганка равнодушно скользнул взглядом по кумачу и ровно, без эмоций, изрек:
– Нормально.
– Что значит «нормально»?!
– искренне возмутился замполит.
– Ты мне брось эти оппортунистические безразличия!
–
– удивился Андрей.
– Революция - она же баба, так?
– Какая баба?!
– заорал замполит.
– Ну, женского пола… то есть рода. Верно?
– И что с того?!
– Замполит подозрительно прищурился. Но опровергать тот факт, что слово «революция» женского рода, не стал.
– А на плакате что написано?
– Таганка ткнул грязным указательным пальцем в сторону кумачового холста.
– Есть у революции начало! Нет у революции конца!
– торжественно, с выражением продекламировал капитан Закиваев.
– Ну вот!
– обрадовался Таганка.
– Если женского рода, то нормально! Нет конца - и быть не может!
– Па-а-ашео-о-ол во-о-он!!!
– взревел замполит, налетая на осужденного Таганцева чуть ли не с кулаками.
Само собой, тому пришлось спешно ретироваться. Нахлобучив на бритую голову куцую зэковскую шапчонку и схватив под мышку потертый стеганый ватник, он шустро затопал кирзовыми сапогами с болтающимися широкими голенищами к выходу из клубного барака.
– Сучонок!
– крикнул ему вслед замполит и швырнул вдогонку первой попавшейся под руку книжкой.
Книжка оказалась довольно увесистой и, шарахнув Таганку в спину, придала ему ускорение. Он пулей вылетел на улицу, буквально сбив с ног библиотекаря, прапорщика внутренней службы Семенову.
У той из рук от неожиданности полетели во все стороны газеты и журналы.
А замполит вдруг явственно осознал, что сделал, швырнув в зэка книгой.
– Владимир Ильич!
– воскликнул он с дрожью в голосе, кинувшись за книгой. Причем, кажется, еще быстрее, чем она только что летела, запущенная его рукой.
– Простите, Владимир Ильич! Извините, Владимир Ильич!
Подняв с полу третий том полного собрания сочинений бессмертного вождя мирового пролетариата, он бережно отер с обложки пыль и, прижав книгу к широкой своей груди, посмотрел на Таганцева с нескрываемой ненавистью.
– Из-за таких, как ты, до сих пор коммунизм не построили!
Никак не реагируя на его слова, Андрей помогал прапорщику Семеновой собирать журналы и газеты.
Замполит удалился в свой кабинет. Наверное, грехи перед Лениным замаливать.
– Вы поможете мне отнести все это в библиотеку?
– с улыбкой спросила Семенова, глядя на Андрея из-под старомодных очков в круглой роговой оправе.
Непонятно только, она случайно расстегнула три верхние пуговки на форменной рубашке под кителем - или так было задумано?
Впрочем, Таганка не обременял себя лишними вопросами.
– Конечно, помогу!
Сказано - сделано.
Уже через минуту Лидочка, а именно так звали прапорщика внутренней службы Семенову, без долгих колебаний любезно согласилась отдаться Таганке, хотя он ее об этом даже не просил.
Бывает так, что два человека вообще ничего друг другу не говорят. Один начинает, как заговоренный, тянуться жадными губами и хвататься бесстыжими руками за что ни попадя. Другой в это время довольно грубо сдирает с первого всю возможную одежду, совершенно не думая об отодранных пуговицах и оборванных по швам рукавах.